Главная » Социальное обеспечение » Рональд дворкин. Этическое обоснование права (Рональд Дворкин). Рональд Дворкин: «главным нервом либерализма

Рональд дворкин. Этическое обоснование права (Рональд Дворкин). Рональд Дворкин: «главным нервом либерализма

(2013-02-14 ) (81 год)

Как критик правового позитивизма Герберта Харта Дворкин считал, что право является «интерпретирующим» и следует из институциональной истории правовой системы. Судья, принимая решение, интерпретирует институциональный предыдущий опыт, «оправдывая» и «обосновывая» его. «Конструктивистская интерпретация права основана на политической легитимизации данной конкретной традиции, которая воплощена в доступном материале прошлого». Это обоснование и есть моральные принципы данной правовой системы («право как честность» или «целостность»). Отсюда следует, что существует лучшее с моральной («наиболее принципиальной») точки зрения решение всех дел, и причём только одно. Дворкин сконструировал воображаемую фигуру «юридического Геркулеса», судьи с неограниченными знаниями принципов права и неограниченным временем принятия решений; он утверждал, что такой судья будет непогрешим. По Дворкину право и нравственность связаны (в отличие от позитивистского равнодушия к морали), но связаны эпистемическим, а не «естественным» образом, как в концепциях «естественного права » XVIII века.

Критики Дворкина (Aleksander L. Striking back at the empire: a brief survey of problems in Dworkin’s theory // Law and Philosophy. 1987. N 6. P. 419) утверждают, что моральные принципы права столь же неоднозначны и сложны, что и право в смысле совокупности актов, и его «Геркулес» может точно так же оказаться перед дилеммой. Другие утверждают, что его теория - лишь риторические украшения, а на практике она сводится к апологетике решений Верховного суда США и предоставлении судьям слишком большой свободы в принятии решений. Воззрения Дворкина, действительно, связаны со сложившейся американской правовой традицией, в рамках которой судебные решения отражают связь множества неюридических факторов.

Дворкин внёс также вклад в теорию либерализма , в понятия равенства и свободы (в обсуждении свободы он продолжает некоторые положения Исайи Берлина).

Дворкин скончался 14 февраля в Лондоне от лейкемии , у него осталась вдова Ирина, двое детей и двое внуков .

Библиография

Наиболее известные его труды: Taking Rights Seriously («О правах всерьёз»), Law’s Empire («Верховенство права»), Sovereign Virtue («Главная добродетель», о равенстве) и т. п.

Дворкин, Р. Новые маршруты цензуры // Индекс: Досье на цензуру. - 1998. - № 3.
Дворкин, Р. / Пер. с англ. М. Мушинской // Индекс: Досье на цензуру. - 1997. - № 2.

Напишите отзыв о статье "Дворкин, Рональд"

Примечания

Литература

Ветютнев, Ю. Ю. О правопонимании Рональда Дворкина // Журнал российского права. - 2005. - № 10. - С. 93-102.
Макеева, Л. Б. Философия эгалитарного либерализма в США: Джон Ролз и Рональд Дворкин // История философии. - М.,2005. - № 12. - С.45-62.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дворкин, Рональд

– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.

Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».

§ 15. Интерпретативная теория Рональда Дворкина

Александр Владимирович Непогодий, [email protected]

В англоязычном мире интерпретативная теория толкования закона и права обычно ассоциируется с именем англо-американского философа Рональда Дворкина. Его концепция впервые была репрезентирована как критика позитивистской школы судебной аргументации, основными теоретиками которой являются Джон Остин (John Austin, 1790–1859) и Герберт Харт (Herbert Lionel Adolphus Hart, 1907–1992). В своей концепции Дворкин оспаривает позиции юридического позитивизма и предлагает альтернативное видение права. Интерпретативная доктрина предлагает философское объяснение того, как предшествующая институциональная практика и юридически значимые действия видоизменяют юридические права и обязанности. Основная идея, выдвинутая Рональдом Дворкиным, заключается в том, что способ, которым институциональная практика влияет на интепретацию, характеризуется определенными принципами. Данная теория включает в себя различные тезисы, учитывающие многие системообразующие факторы юридической науки, в том числе и об отмене использования правовых норм в качестве единственного источника интерпретации.

Рональд Майлс Дворкин (Ronald Myles Dworkin, 1931–2013) – американский и британский философ, теоретик права, профессор философии и права Нью-Йоркского университета, член Британской академии (Fellow of the British Academy) и Американской академии искусств и наук (American Academy of Arts and Sciences). В 2007 году он был удостоен международной премии Хольберга (The

Holberg International Memorial Award), которая является одной из престижнейших наград в области гуманитарных наук. Дворкин является автором более пятнадцати книг и нескольких десятков статей. Многие его научные труды вызвали широкий общественный резонанс в США и приобрели широкую известность во всем мире. Его главные работы «О правах всерьез» («Taking Rights Seriously») и «Империя права» («Law’s Empire») переведены на все наиболее распространенные мировые языки. По данным исследования, проведенного научным журналом «The Journal of Legal Studies», Дворкин является одним из наиболее цитируемых американских ученых-правоведов XX столетия.

Являясь создателем концепции «права как целостности» (law as integrity), он также внес большой вклад в развитие теории интерпретации закона и права. Его модель строится на основании того, что право является «интерпретирующим», Дворкин выдвигает свою, интерпретативную теорию понимания права и толкования закона. В этом аспекте нужно упомянуть о существующем в англо-американской правовой системе разделении процесса толкования закона на две отличные друг от друга стадии: интерпретации (interpretation) и толкования (construction). Под интерпретацией понимается внутренний процесс понимания и уяснения текста нормативного акта самим интерпретатором.

Здесь важно учесть то, что Дворкин понимал под термином «интерпретация» прежде всего осмысление текста и нахождение в нем смысловой составляющей. Философ права делает акцент на том, что судья в процессе интерпретации производит именно осмысление нормативного акта, а не изменение его. С точки зрения Дворкина, интерпретатор нормативного акта ограничен текстом толкуемого официального документа. В этом отношении следует говорить о правильной и неправильной интерпретации. Речь идет о том, что корректное толкование нормативного акта происходит только в том случае, если интерпретатор производит процесс, учитывая текст в его целостности (integrity), рассматривая все его фрагменты.

Свою интерпретативную концепцию Дворкин основывает прежде всего на том, что судья при осуществлении судебного разбирательства и принятии того или иного решения интерпретирует свой предыдущий институциональный опыт. Для Дворкина сущность права заключается не в правовых нормах, а в том, как право интерпретировали. Рассматривая так называемые «сложные случаи» (hard cases), для решения которых не существует четких правовых норм, Дворкин говорит о необходимости учитывать моральные принципы и ценности при решении таких казусов-

По его мнению, в сложных случаях принципы играют важную роль для обоснования судебных решений. Свобода действия судьи при принятии решения должна осуществляться в соответствии с общими принципами права. В этом аспекте американский философ выступает критиком юридической позитивистской теории Герберта Харта, отвергая его подход к пониманию сущности права и судейского усмотрения, согласно которой при возникновении сложных случаев судья выносит решение по собственному усмотрению, внося при этом в законодательство новые составляющие Дворкин отвергает этот тезис на том основании, что существуют некоторые правовые стандарты, которые не могут быть объяснены с точки зрения социальных фактов.

Дворкин излагает точку зрения, согласно которой «обязанностью судьи остается даже в сложных случаях выявлять, в чем состоят права обеих сторон, а не изобретать задним числом новые права». Он утверждает, что решение при возникновении таких казусов можно найти на основании «принципиальных» и «стратегических соображений». В то же время философ дает сбалансированное решение спора между юридическим позитивизмом и юснатурализмом, понимая правовую систему в сочетании юридических правил и моральных принципов.

Дворкин вводит деление между нормами и принципами, говоря о значимости различия между этими правовыми явлениями. Он поясняет, что это разграничение является особенно важным при рассмотрении юридических прав и обязанностей, указывая на значение последних стандартов, не являющихся по его мнению нормами. Этим Дворкин показывает, что позитивизм преувеличивает роль норм, не учитывая при этом другие правовые явления.

Он приводит некоторые основные особенности отличия норм от принципов, говоря об их разности «по характеру задаваемого ими направления». По его мнению нормы действуют по правилу «все или ничего» (all or nothing fashion), из этого следует, что норму как таковую можно применить или не применить в целостности, но ее нельзя применить наполовину. Это означает, что действие одной нормы всегда устраняет действие другой.

Принципом же Дворкин называет «такой стандарт, который следует соблюдать не потому, что он способствует изменению или сохранению некоторой экономической, политической или социальной ситуации, а потому, что он выражает некоторые моральные требования, будь то требования справедливости, честности и т. д.. В этом отношении принцип становится неким выражением социальной идеи. Принципы, как и нормы, являются основаниями для действий, однако они могут быть сбалансированы также и с другими принципами, могут вступать в конфликт и логическое противоречие. Принципы «могут быть более или менее весомыми или важными». Но действие одного никогда не устранят действие другого, в этом отношении они могут сочетаться и балансировать друг с другом. Правоприменитель при разрешении конфликта должен учитывать «относительный вес» каждого из принципов. Именно данное правовое явление является фундаментальной основой концепции судебного толкования Дворкина.

Приводя многочисленные примеры применения принципиальных соображений в практике судей, Дворкин указывает на проблемные аспекты в системе и судебной практике англо-американской правовой доктрины. Философ утверждает положение, согласно которому судьи при интерпретации закона обязаны принять все соответствующие принципы (с учетом рассмотрения их относительного веса) и определить, какие из них являются доминирующими. Соответственно, более весомые принципы будут превалировать и составлять основу интерпретации. Также в своей концепции Дворкин проводит и различие принципов со стратегиями, под которыми он понимает такие стандарты, которые формулируются для достижения каких-либо общественных целей.

По мнению Дворкина судьи принимают решения, основываясь как на правовых нормах, так и на субъективных убеждениях, выражая индивидуальный подход к рассматриваемому делу. Для философа речь идет о таких убеждениях, которые могут быть как юридическими (правосознание, чувство справедливости и т. д.), так и моральными. Судьи для того, чтобы применять детерминированные принципы, интерпретируют всевозможную правовую и моральную информацию с целью формирования целостности, которая лучше всего оправдывает и истолковывает прошлую юридическую практику. С этой точки зрения главная идея заключается в том, что судья должен истолковать правовую норму в наиболее предпочтительной вариации (то есть так, как она есть в основе правовой системы – целостности). Поэтому основной целью права выступает обеспечение внутренней обоснованности и последовательно вытекающей из этого лучшей интерпретации политического и правового порядка при принятии судебных решений. По Дворкину, вся интерпретация должна следовать принципу «закон как целостность» (law as integrity). Дворкин также утверждает, что разделение между теорией и правоприменительной практикой является неверным, так как юридическая теория имеет значение только тогда, когда она неотделима от процессов применения права.

Наряду с вышеперечисленными тезисами философ приводит в своих работах утверждение о том, что каждый толкователь должен согласовывать свою интерпретацию с устойчивыми ценностями в обществе. В этом смысле сущность права заключается в его целостности, связанности его с какими-то общими принципами. Задача толкователя есть не выяснение правильной воли законодателя, а встраивание акта толкования, поиск ему места в структуре убеждений и ценностей, которые действуют в обществе в целом. Вдобавок, Дворкин утверждает положение, в соответствие с которым законченным право становится только после его применения судьей в конкретном случае, при котором он взвешивает определенные принципы.

«Принцип и его весомость мы обосновываем, ссылаясь на некий сплав практики и других принципов – сплав, в котором следствия, выведенные из истории законодательной и судебной деятельности, переплетены со ссылками на общественные обычаи и соглашения. Не существует лакмусовой бумажки для проверки правильности такого обоснования, здесь вступают в силу оценки, и даже здравомыслящие люди могут расходиться во мнениях», – указывает Дворкин. Роль судьи в этом смысле является центральной как толкователя, так и как применителя закона. Именно он выбирает такое толкование, которое более всего согласуется с устойчивыми ценностями в той мере, в какой это позволяют институты. Решение судьи в то же время обуславливается большим количеством различных мотивов, таких как эмоции, воззрения, переживания и т. д. При этом позитивистское представление о судье как о механизме, который подводит дела под общую норму, для Дворкина видится ошибочным.

По убеждению мыслителя содержание закона устанавливает интерпретация, так как правовые нормы сами по себе являются лишь пустыми формами, в которые судья может вложить любое содержание. В этом случае происходит деятельность судьи, когда он сначала принимает решение в своем сознании, а потом уже ищет этому решению нормативные доказательства, которые с юридической точки зрения обосновывали бы приговор. Иначе говоря, судебное решение выносится в соответствии с принципами судьи. Дворкин здесь говорит о судье как о философе, который при вынесении приговора рассуждает о справедливости с морально-этической и политической точек зрения. По мнению Дворкина, право всегда содержит элементы морали. С точки зрения интерпретативной теории право неотделимо от морали, так как все правовые суждения сочетают в себе описание и предписание, а значит являются оценочными.

Из этого положения интерпретативной теории следует, что в любой ситуации, где законные права людей являются спорными, существует лишь одно, с моральной точки зрения, правильное решение всех дел. В своей концепции Дворкин совмещает мораль и право, в отличии от позитивистов, которые отвергают нравственность при принятии решений. Таким образом Дворкин утверждает свой самый противоречивый тезис о том, что интерпретация предполагает лишь «единственно правильный ответ». Здесь он выступает против идеи о том, что судьи имеют свободу усмотрения в сложных случаях. Согласно идее Дворкина, каждое дело может быть подстроено судьей (который обладает правильным моральным чутьем) под существующие этические убеждения и ценности.

Чтобы проиллюстрировать это воззрение он вводит образ «идеального судьи Геркулеса», обладающего экстраординарными способностями, которые характеризуются, прежде всего, его неограниченными познаниями в области права и осуществлении адекватного толкования, в соотвествии с которыми он является беспристрастным и может выносить правильные решения. Вдобавок Геркулес обладает неограниченным временем для обдумывания и принятия оптимальных решений.

Дворкин при рассмотрении исследуемой концепции вводит также некоторые ограничения, смысл которых заключается в том, что судья должен пользоваться тремя основными, согласованными принципами в поисках правильного ответа – справедливостью, честностью и надлежащей процедурой. Если эти три принципа принимаются, то любой судья может пытаться найти правильный ответ. Задача судьи состоит в поиске единственно верного морального ответа и обосновании его с помощью нормативно-правового акта. Такое воззрение приводит Дворкина к заключению, что в праве нет пробелов. Если отсутствует какая-то норма, то возможно требовать от судьи рассмотрения права на основании его целостности, судья всегда способен вынести справедливое решение на основании принципов права.

Судья Геркулес при рассмотрении сложных дел выносит решения не на основании морали и моральных норм вообще, а «в той мере, в какой они отражены в своде законодательных и судебных материалов…». Здесь Дворкин раскрывает основную задачу судьи, который, по его мнению, должен заниматься, прежде всего, защитой личности и ее индивидуальных свобод в конкретных делах. Судьи, однако, по-разному взвешивают принципы и стратегии, в разное время делая неодинаковые приоритеты. При этом Дворкин замечает, что даже идеальный судья Геркулес может потенциально ошибиться, так как в правильности интерпретации не будет никаких доказательств. Единственно правильный ответ – не всегда единственно возможное моральное решение. Моральные убеждения не являются абсолютным критерием для вынесения судебных решений.

Дворкин использует метафору об идеальном судье для того, чтобы указать на факторы, которые должны быть рассмотрены в целях достижения справедливости, объективности и целостности. Его интерпретационный подход предоставляет широкие возможности для анализа намерения законодателей. Своей концепцией Рональд Дворкин утверждает, что «принципы» и «ценности», которые не рассматриваются юридической позитивистской теорией, играют важную роль в интерпретации закона при принятии судейских решений. Интерпретативная теория англо-американского философа представляет собой сбалансированное решение научного спора между школами юридического позитивизма и естественного права.

Защите и обновлению либеральных идей, но в ином чем у Роулса смысле, посвящены работы известного американского социального философа, философа права, этика Рональда Дворкина, профессора права Оксфордского и Нью-Йоркского университетов. Наиболее известные его работы - "Принимая права всерьез" ("Taking Rights Seriously", 1977) , "Дело принципа" ("A Matter of Principle", 1985) и "Империя права" ("Law"s Empire", 1986). Основные идеи концепции Дворкина:

1 В противовес позитивистским, герменевтическим философскоправовым концепциям Дворкин, вместе с рядом других авторов, настаивает на возможности и необходимости дать содержательное этическое обоснование права. Следуя Канту, Дворкин подчеркивает особое значение деонтологического обоснования, т.е. такого, которое опирается на концепцию долга и должного. Отчасти принимается и принцип справедливости Роулса, однако критике подвергается роулсовская абсолютизация значения "исходной позиции" в обосновании прав и свобод человека. Дворкин отвергает идеи Роулса и его сторонников, которые пытаются описывать мотивы поведения людей по принципу "или-или": или индивидуальные интересы - или моральность. "Я утверждаю, - писал Дворкин, - что либералы должны отвергнуть такой ограниченный подход к своей теории. Они, напротив, должны попытаться связать этику и политику, обосновывая такой подход к природе и характеру жизни, основанной на добре (good life), который сделает либеральную политическую мораль скорее непрерывной, чем прерывной, и свяжет ее с философским пониманием такого рода жизни".
2 Итак, моральное обоснование политики и права, согласно Дворкину, не только возможно, но и принципиально необходимо. При этом моральное обоснование права значительно облегчается тем, что позитивное право неизбежно ассимилирует, концентрирует в себе и моральное содержание. В этом с Дворкиным согласны многие специалисты по философии права и многие этики. В данном пункте также сохраняется наибольшая близость современных авторов к подробно обоснованной Кантом идее о "взаимодополнительности морали и права".
3 Дворкин, далее, различает - применительно к философии права и этике - понятия "правила" и "принципы". Правила - это конкретные нормы; принципы содержат в себе всеобщие - и еще требующие обоснования, интерпретации - правовые положения (такие как человеческое достоинство, справедливость и равенство). И принципы и правила равно имеют, согласно Дворкину и его сторонникам, телеологическую структуру, т.е. они связаны с целями. Однако различия между ними весьма существенны. Правила всегда включают релятивизирующий компонент "если" и варьируются соответственно условиям их применения; конфликт между правилами означает необходимость исключения или отмены одного из конкурирующих правил. В случае конфликта принципов один из них, правда, выступает на передний план, однако другой вследствие этого вовсе не утрачивает своего значения.
4 Позитивное право образует, согласно Дворкину, единство правил и принципов. Их целостное обоснование достигается благодаря дискурсивному обсуждению права. В нем участвуют и граждане государства, и лица, непосредственно занятые исполнением или трактовкой закона. "Конструктивная интерпретация - дело, состоящее в наложении цели на какой-либо объект или какую-либо практику во имя превращения их в наилучший из возможных примеров той формы или того вида, к которым эта данность принадлежит..."

Каждый судья способен и по роду своих занятий должен включаться в общий правовой дискурс и восходить от конкретного деласлучая к идеально значимому решению. При таком подходе индивидуальным субъектам права и закона вверяются весьма широкие возможности в деле сохранения непрерывности правового пространства и даже соединения правовой практики и теории. И действительно, Дворкин апеллирует к некоему идеальному субъекту, "судье-Геркулесу", который якобы знает все принципы и целеполагания, необходимые для оправдания оптимального, по его мнению, решения и одновременно разбирается во всех хитросплетениях существующих законов. Соглашаясь с Дворкиным в том, что фигура судьи (или другого толкователя и исполнителя закона) должна быть для философии права центральной, представители "легального реализма", в частности "движения за критическое изучение юридической сферы", высказали свои сомнения относительно того, что право как нечто "когерентное", единое существует, тем более в последовательно проведенной форме, и что правовая практика рационально соотносится с соответствующими законодательными установлениями и господствующими учениями. Подверглась критике и презумпция "судьи-Геркулеса": судья из плоти и крови, возражали критики, не имеет ничего общего с идеальной фигурой судьи в изображении Дворкина.

Дворкин подробно отвечал на критику юристов и философов, придерживающихся "реалистической" позиции. Он ввел понятие "интегральность", настаивая на том, что сообщество реально интегрирует своих членов там и тогда, и только тогда, когда реально признает их свободными и равными друг другу. Иными словами, существование правового государства уже в себе самом содержит доказательство интегрированности, цельности сферы права. На связь позиции Дворкина с американским опытом указал Ю.Хабермас: "Будучи американцем, Дворкин имеет за плечами более чем двухсотлетнее непрерывное конституционное развитие; будучи либералом, он скорее склонен к оптимистическим оценкам и открывает в американском правовом развитии образец для подражания".

Рональд Дворкин - американский юрист, политолог, философ и теоретик права, создатель концепции «права как целостности/честности».

Родился 11 декабря 1931 года в Вустере (Массачусетс). Учился в Гарвардском, а потом в Оксфордском университете. Окончив его, вернулся в Америку и работал помощником судьи в Апелляционном суде второго округа. Работал адвокатом в Нью-Йорке, затем стал преподавать в Йельском университете. С 1969 занял кафедру юриспруденции в Оксфорде. С конца 1970-х одновременно преподаёт в Нью-Йоркском университете и Нью-Йоркской правовой школе. После ухода на пенсию в Оксфорде получил должность профессора юриспруденции в Университетском колледже Лондона. Королевский советник по праву, член Британской академии.

Критик правового позитивизма Харта, считает, что право является «интерпретирующим» и следует из институциональной истории правовой системы. Судья, принимая решение, интерпретирует институциональный предыдущий опыт, «оправдывая» и «обосновывая» его. «Конструктивистская интерпретация права основана на политической легитимизации данной конкретной традиции, которая воплощена в доступном материале прошлого». Это обоснование и есть моральные принципы данной правовой системы («право как честность» или «целостность»). Отсюда следует, что существует лучшее с моральной («наиболее принципиальной») точки зрения решение всех дел, и причём только одно; Дворкин конструирует воображаемую фигуру «юридического Геркулеса», судьи с неограниченными знаниями принципов права и неограниченным временем принятия решений; он утверждает, что такой судья будет непогрешим. По Дворкину, право и нравственность связаны (в отличие от позитивистского равнодушия к морали), но связаны эпистемическим, а не «естественным» образом, как в концепциях «естественного права» XVIII века.

Критики Дворкина утверждают, что моральные принципы права столь же неоднозначны и сложны, что и право в смысле совокупности актов, и его «Геркулес» может точно так же оказаться перед дилеммой. Другие утверждают, что его теория - лишь риторические украшения, а на практике она сводится к апологетике решений Верховного суда США и предоставлении судьям слишком большой свободы в принятии решений.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дворкин скончался 14 февраля в Лондоне от лейкемии , у него осталась вдова Ирина, двое детей и двое внуков .

Библиография

Дворкин, Р. Новые маршруты цензуры // Индекс: Досье на цензуру. - 1998. - № 3.
Дворкин, Р. / Пер. с англ. М. Мушинской // Индекс: Досье на цензуру. - 1997. - № 2.

Напишите отзыв о статье "Дворкин, Рональд"

Примечания

Литература

Ветютнев, Ю. Ю. О правопонимании Рональда Дворкина // Журнал российского права. - 2005. - № 10. - С. 93-102.
Макеева, Л. Б. Философия эгалитарного либерализма в США: Джон Ролз и Рональд Дворкин // История философии. - М.,2005. - № 12. - С.45-62.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дворкин, Рональд

– Это неправда, мама.
– А как же было на самом деле? – осторожно спросила я.
– На нас наехала страшно большая машина, а мама была за рулём. Она думает, что это её вина, что она не могла меня спасти. – Тоном маленького профессора терпеливо объяснила девочка. – И вот теперь мама не хочет жить даже здесь, а я не могу ей доказать, как сильно она мне нужна.
– И что бы ты хотела, чтобы сделала я? – спросила я её.
– Пожалуйста, не могла бы ты попросить моего папу, чтобы он перестал маму во всём обвинять? – вдруг очень грустно спросила девочка. – Я очень здесь с ней счастлива, а когда мы ходим посмотреть на папу, она потом надолго становится такой, как сейчас…
И тут я поняла, что отец видимо очень любил эту малышку и, не имея другой возможности излить куда-то свою боль, во всём случившимся обвинял её мать.
– Хотите ли вы этого также? – мягко спросила у женщины я.
Она лишь грустно кивнула и опять намертво замкнулась в своём скорбном мире, не пуская туда никого, включая и так беспокоившуюся за неё маленькую дочь.
– Папа хороший, он просто не знает, что мы ещё живём. – Тихо сказала девочка. – Пожалуйста, ты скажи ему…
Наверное, нет ничего страшнее на свете, чем чувствовать на себе такую вину, какую чувствовала она... Её звали Кристина. При жизни она была жизнерадостной и очень счастливой женщиной, которой, во время её гибели, было всего лишь двадцать шесть лет. Муж её обожал…
Её маленькую дочурку звали Вэста, и она была первым в этой счастливой семье ребёнком, которого обожали все, а отец просто не чаял в ней души…
Самого же главу семьи звали Артур, и он был таким же весёлым, жизнерадостным человеком, каким до смерти была его жена. И вот теперь никто и ничто не могло ему помочь найти хоть какой-то покой в его истерзанной болью душе. И он растил в себе ненависть к любимому человеку, своей жене, пытаясь этим оградить своё сердце от полного крушения.
– Пожалуйста, если ты пойдёшь к папе, не пугайся его… Он иногда бывает странным, но это когда он «не настоящий». – Прошептала девочка. И чувствовалось, что ей неприятно было об этом говорить.
Я не хотела спрашивать и этим ещё больше её огорчать, поэтому решила, что разберусь сама.
Я спросила у Вэсты, кто из них хочет мне показать, где они жили до своей гибели, и живёт ли там всё ещё её отец? Место, которое они назвали, меня чуть огорчило, так как это было довольно-таки далеко от моего дома, и чтобы добраться туда, требовалось немало времени. Поэтому так сразу я не могла ничего придумать и спросила моих новых знакомых, смогут ли они появиться вновь хотя бы через несколько дней? И получив утвердительный ответ, «железно» им пообещала, что обязательно встречусь за это время с их мужем и отцом.
Вэста лукаво на меня глянула и сказала:
– Если папа не захочет тебя сразу выслушать, ты скажи ему, что его «лисёнок» очень по нему скучает. Так папа называл меня только, когда мы были с ним одни, и кроме него этого не знает больше никто...
Её лукавое личико вдруг стало очень печальным, видимо вспомнив что-то очень ей дорогое, и она вправду стала чем-то похожа на маленького лисёнка…
– Хорошо, если он мне не поверит – я ему это скажу. – Пообещала я.
Фигуры, мягко мерцая, исчезли. А я всё сидела на своём стуле, напряжённо пытаясь сообразить, как же мне выиграть у моих домашних хотя бы два-три свободных часа, чтобы иметь возможность сдержать данное слово и посетить разочарованного жизнью отца...
В то время «два-три часа» вне дома было для меня довольно-таки длинным промежутком времени, за который мне стопроцентно пришлось бы отчитываться перед бабушкой или мамой. А, так как врать у меня никогда не получалось, то надо было срочно придумать какой-то реальный повод для ухода из дома на такое длительное время.
Подвести моих новых гостей я никоим образом не могла...
На следующий день была пятница, и моя бабушка, как обычно собиралась на рынок, что она делала почти каждую неделю, хотя, если честно, большой надобности в этом не было, так как очень многие фрукты и овощи росли в нашем саду, а остальными продуктами обычно были битком набиты все ближайшие продовольственные магазины. Поэтому, такой еженедельный «поход» на рынок наверняка был просто-напросто символичным – бабушка иногда любила просто «проветриться», встречаясь со своими друзьями и знакомыми, а также принести всем нам с рынка что-то «особенно вкусненькое» на выходные дни.
Я долго крутилась вокруг неё, ничего не в силах придумать, как бабушка вдруг спокойно спросила:
– Ну и что тебе не сидится, или приспичило что?..
– Мне уйти надо! – обрадовавшись неожиданной помощи, выпалила я. – Надолго.
– Для других или для себя? – прищурившись спросила бабушка.
– Для других, и мне очень надо, я слово дала!
Бабушка, как всегда, изучающе на меня посмотрела (мало кто любил этот её взгляд – казалось, что она заглядывает прямо тебе в душу) и наконец сказала:
– К обеду чтобы была дома, не позже. Этого достаточно?
Я только кивнула, чуть не подпрыгивая от радости. Не думала, что всё обойдётся так легко. Бабушка часто меня по-настоящему удивляла – казалось, она всегда знала, когда дело было серьёзно, а когда был просто каприз, и обычно, по-возможности, всегда мне помогала. Я была очень ей благодарна за её веру в меня и мои странноватые поступки. Иногда я даже была почти что уверена, что она точно знала, что я делала и куда шла… Хотя, может и вправду знала, только я никогда её об этом не спрашивала?..

Просмотров