Тамара Морщакова — о том, почему правосудие в России остается «басманным. В.М.: Насколько отдаленное будущее, по вашим прогнозам

Пресс-конференция

Тамара Морщакова. Фото "Эха Москвы"

Тамара Морщакова

Зачем отменяют выборы главы Конституционного суда? 20 мая Государственная Дума в первом чтении одобрила предложение президента России Дмитрия Медведева об отмене выборов главы Конституционного суда. Предполагается, что теперь председателя главного суда страны будет назначать Совет Федерации по представлению президента. Означает ли это, что Конституционный суд вслед за другими государственными органами встраивается в "вертикаль власти"? Повышает ли новый порядок избрания руководства Конституционного суда его авторитет? Угрожает ли он независимости судебной власти? На вопросы читателей "Ленты.Ру" ответила судья Конституционного суда в отставке, бывший заместитель председателя Конституционного суда, а ныне - ординарный профессор и заведующая кафедрой судебной власти и организации правосудия Высшей школы экономики Тамара Георгиевна Морщакова.

Герман Солодовник

Добрый день.

Какие, на Ваш взгляд, были предпосылки для принятия такого решения? Чем, на Ваш взгляд, скомпрометировала себя существующая система?

Александр

Не считаете ли Вы, что в изменении процедуры назначения Председателя Конституционного Суда может присутствовать субъективный или, более того, личностный фактор? Не готовит ли Медведев, таким образом, это место для себя после окончания президентского срока (или в случае своей возможной гипотетической отставки): авторитетная статусная должность, проживание в родном городе и т.п.?

Не исключаете ли Вы подобного варианта?

Дмитрий

Здравствуйте, Тамара Георгиевна.

Я пишу диплом по деятельности Конституционного Суда РФ и в ходе изучения материала обратил внимание, что ниодно резонансное решение не исполнялось без вмешательства так или иначе Президента РФ. Многие учёные называют Президента этаким "мотором" в исполнении решения, частью механизма. А теперь Президент сможет фактически назначать председателя Конституционного Суда. Не означает ли это, что Президент готовит себе более "лояльный" Конституционный суд перед какими то реформами?

Вопрос "зачем?" - он, конечно, тот, который не может не волновать. Потому что должно быть ясно, чем обосновываются те или иные действия, которые завершаются внесением изменений в федеральный конституционный закон. Ясно, что самый уровень этого закона высок - это акт, стоящий рядом с Конституцией, значит, должны быть какие-то веские причины.

Данный случай совершенно поражает тем, что никакие причины для изменений изначально заявлены не были, ничем нынешний действующий порядок – уже теперь, к сожалению, не действующий, а действовавший – не был скомпрометирован. Более того, он получал всегда очень высокую оценку от наших зарубежных коллег - судей конституционных судов, которые говорили, что о таком порядке можно только мечтать, когда политическая власть не вмешивается в назначение руководителей суда. И это, собственно, подчеркивает, что руководители суда (председатель и заместители председателя) не являются политическими фигурами – этого и требует статус судей. Они не политические избранники. Но такие профессионалы, которым судьи могут доверить функцию организации работы и руководство работой суда.

И поскольку их выбирали сами судьи, то ясно, что критерием для выбора такого рода руководителя в прежней процедуре всегда были профессиональные, организаторские качества и личные, конечно, качества, но прежде всего - качества специалиста-правоведа.

Можно ли предполагать, что эти изменения спровоцированы, такими, например, целями, о которых вы спрашивали, то есть желанием "встроить" суд как-то в другие ветви власти? Не связано ли это с тем, что решения, которые суд принимает, могут оказаться более или менее нежелательными для политической власти? На этот счет мы можем только строить предположения. Но мне не кажется, что действительно такие мотивы превалируют при принятии данного решения.

Есть какое-то ощущение, что изменять этот порядок нужно было исключительно для того, чтобы решить вопросы чьей-то карьеры. Чьей – еще пока не очень понятно, но более всего именно это может оправдать такой спешный шаг. Он должен был быть сделан достаточно быстро, потому что через три года, когда освободится место председателя Конституционного суда, менять правила игры для уже появившегося очередного претендента на эту должность - это выглядело бы совершенно неприлично. Поэтому решили поменять сейчас. Но ясно, что это подготовка к каким-то планируемым персональным перестановкам в составе руководителей Конституционного суда.

Ольга

Тамара Георгиевна,здравствуйте!

Я помню как на одной из своих лекций вы сказали, что по в России один из самых демократичных и независимых Конституционных судов в Европе, а теперь выходит что под предлогом повышения авторитета Конституционный суд теряет свою уникальность и подстраивается под действующий режим?

Есть еще более глубинные мотивы, которые, очевидно, можно обнаружить в такого рода шагах: это стремление "защитить" систему назначения председателей других судов от возможного ее совершенствования по образцу, который существовал в Конституционном суде. Речь даже не идет о других высших судах, Высшем Арбитражном суде и Верховном суде Российской Федерации, речь, прежде всего, шла о системе обретения должностей председателями судов во всех других судах. Они ведь тоже назначенцы. Правда, их назначают, начиная с уровня субъекта федерации, уже не Совет Федерации, а сам президент, но, на самом деле, именно этот порядок в последние годы получал много критики. И в ходе преобразований, которые мы продолжаем называть судебной реформой нашего времени, выдвигались предложения, направленные на изменение этого порядка.

Он, действительно, очень плох: судью-председателя назначают на шесть лет, и через шесть лет он может быть повторно назначен на эту должность. Я уж не говорю о том, что двенадцать лет руководства судом для одного человека – это очень много и может оказаться совершенно непереносимым для других судей, которые работают под его началом. Но, кроме того, такой порядок всегда оказывается надежным способом давления со стороны тех, кто назначает повторно такое лицо на должность, для того, чтобы решения, принимаемые в суде под руководством этого лица, были, так сказать, адекватны. И это давно критиковалось, это никакая не новость – то, что председатели судов ретранслируют, собственно, указания, идущие от разной власти – законодательной или исполнительной, или непосредственно президентской. Не обязательно, чтобы это делалось руками главы государства, у него есть для этого свой аппарат, президентская администрация.

И именно чтобы противодействовать такого рода влияниям, имелось в виду заменить порядок назначения председателей других судов на ротацию через выборы самими судьями. Есть письменные тексты таких проектов, они представлены и в администрацию президента, в них предлагается заменить назначение председателей судов их выборами судьями на короткий срок не более двух, максимум трех лет, чтобы на этой должности постоянно происходила ротация, чтобы занимающие ее судьи не успевали обрасти за этот короткий срок ни такими мощными связями с региональными властями, как сейчас часто бывает, ни привычкой брать под козырек перед высшим судейским и не судейским начальством, что тоже отнюдь не редкость.. И тогда председатели выполняли бы только определенную менеджерскую функцию в суде, управления, так сказать, делами суда. За ними не должны были бы сохраняться широкие полномочия, позволяющие им сейчас влиять на положение других судей в подчиненных им судах, а именно по распределению дел между судьями, по представлению новых кандидатов на судейские должности, по определению размеров полагающихся судьям доплат к окладу по инициированию лишения судьи его статуса и так далее.

Виктория

Здравствуйте, Тамара Георгиевна! Не кажется ли Вам, что назначение главы КС Советом Федерации (который тоже, кстати, назначается президентом) пртиворечит принципам постороения демократического общества. Получается, у нас вместо трех независисых ветвей власти фактически есть одна - президент. Не противоречит ли это Конституции? Мы скатываемся постепенно к диктатуре? Хочется услышать Ваше мнение. Спасибо.

Если мы характеризуем ситуацию с помощью таких выражений, то нужно сразу задать вопрос: и от чего, и куда?

Лента.Ру : От демократической процедуры, от независимости суда.

Тамара Морщакова : То есть, в чем сущность этого решения по его, так сказать, потенциальному заряду?

Ясно, что те выборы, которые существовали в Конституционном суде, являли собой более демократическую процедуру, чем введенное назначение. Хотя я уже видела в СМИ совершенно необоснованную позицию Вячеслава Володина , вице-спикера Госдумы, представителя "Единой России". По его мнению, когда Совет Федерации назначает – то там больше людей голосует, чем девятнадцать судей в Конституционном суде. Поэтому Совет Федерации будет решать этот вопрос в более демократичной процедуре. И эта замена процедуры, следовательно, имеет демократическую направленность. Однако, мягко выражаясь, это недопонимание и явная несуразность, если не умышленная ложь.

Такое недопонимание, извините, надо разоблачать. Ведь Совет Федерации голосует за то, что ему предложено, уже давно практически единогласно. Причем ему не предлагается на выбор несколько кандидатур. Совету Федерации предложат одного кандидата, а что – для сравнения - было в Конституционном суде? Конституционному суду каждый раз предлагалось выбирать из всех девятнадцати судей. Это явно несколько бо льшая альтернативность, чем выбор из одного. Где тут демократия? Здесь вообще ее нет.

Но это только половина беды. А вторая половина не менее существенна: когда из девятнадцати судьи выбирают лучшего, то выбирают по профессиональным качествам, а когда из одного выбирают одного, причем не профессионалы, а люди, которые не имеют никакого представления об этом кандидате, которого им представляет президент, то это уже совершенно непрофессиональный критерий отбора. Самое важное и самое печальное в таком изменении состоит в том, что теперь, по существу, председатель Конституционного суда и его заместители будут политическими назначенцами. Никаких критериев для Совета Федерации при решении этого вопроса не существует, кроме одного – что этот человек предлагается президентом.

*anonymous*

Здравствуйте, Ваша честь!

Так с какой целью действующий президент делает пост Председателя КС и его зместителей назначаемой и утверждаемой - для "повышения статуса этих должностей" (спикер Госдумы Б. Грызлов"); для того, чтобы новая процедура "стала более демократичной и открытой" и "повысила легитимность руководителя судебного органа" (вице-спикер Госдумы В. Володин)или, всё же, чтобы лишить независимости Судебную власть страны, а Председатель Конституционного суда, назначенный по новой процедуре, являлся человеком президента?

Сергей Андреев

А не означает ли все-таки такое решение, что Медведев стремится повысить авторитет судебной власти? Не секрет, что сейчас у нас правосудие зависимое, т.н. силовики с легкостью проводят те решения, которые им выгодны. Т.е. это факт, что с судами сильные мира сего не считаются. Если же судебная власть будет исходить от президента, может ли быть, что это изменится?

Лента.Ру : Однопартиец Вячеслава Володина, Борис Грызлов , спикер Госдумы, предлагал еще одно обоснование: что это изменение процедуры назначения председателя Конституционного суда направлено на повышение его статуса.

ТМ : Нет, конечно, повышения статуса не произойдет. Председателя будет предлагать Совету Федерации Президент. Чей статус и каким образом в Конституционном суде может быть повышен таким путем? Ведь судьи Конституционного суда уже назначены Советом Федерации по представлению президента. То есть если Совет Федерации или спикер Госдумы считают, что это дает судьям высокий статус, то они с момента назначения в суд приобрели именно такой высокий статус, они его уже имеют. Дополнительное в этой процедуре лишь то, что и председатель будет предложен президентом - из тех, кого уже раньше Совет Федерации по предложению президента назначил судьями. Прибавляется ли что-либо к этому статусу и в чьих глазах – в глазах общества или в судейском сообществе вообще, или в Конституционном суде в частности?

То, что какого-то судью еще раз предложит президент, теперь уже на руководящую должность – да, это, очевидно, должно его сделать в глазах других судей более приближенным к президенту. Включенным, если хотите, в президентскую команду. А далее мы должны поставить вопрос: включение председателя Конституционного суда (если хотите, главы судебной власти в Российской Федерации) в команду президента добавляет что-либо к статусу судебной власти и председателя Конституционного суда? Я думаю, что это добавляет только отрицательные качества, потому что показывает, что высшее должностное лицо в судебной власти становится более зависимым. Что он включен, пусть даже неформально, в команду. В команду, которая отнюдь не судебную власть олицетворяет, а президентскую. Для суда, для реализации принципа разделения властей, который в Конституции закреплен, для самостоятельности и независимости судебной власти в системе этого разделения властей - это явное понижение статуса.

Лук

а должен ли быть суд зависим от власти? мне кажется должен. дабы проводить единую последовательную политику.

Я не знаю, где учат такому пониманию правового государства, или товарищ Лук, задающий такой вопрос, осознанно отрицает необходимость разделения властей. К этому нас приучали многие десятилетия нашей истории. Но без разделения и самостоятельности властей правовая государственность неосуществима, потому что при неразделенной власти последняя всегда стремится к чему? Она всегда стремится к неограниченной власти, то есть осуществляемой без какого-либо контроля. Это чревато не только авторитаризмом, но и тоталитаризмом, если власть в одних руках, когда для нее нет ни запретов, ни сдерживающих противовесов. Произвол власти может быть ограничен и сбалансирован только реальным разделением властей. Это признала наша Конституция. Это признает наша действующая власть. Зачем же "беспокоится" о единстве нашей действующей власти больше, чем это может себе открыто позволить она сама?

Власть всегда стремится наращивать свои властные полномочия. Поэтому в Конституции закреплен не только принцип разделения властей, но еще запрет узурпации власти. Реализовать этот запрет можно только на основании определенных сдержек и противовесов в системе разделения властей. И главным противовесом здесь всегда выступает судебная власть.

Неужели кажется, что у нас недостаточно именно единения законодательной власти, исполнительной власти, тем более, при полном их единении и с президентской властью? Этого мало? Как же тогда защищать нарушенные права и законные интересы, если суд забудет о своей особой задаче обеспечивать права граждан, в том числе от угроз притеснений со стороны представителей государства?

Пономарева Екатерина

Добрый день,Тамара Георгиевна!

Меня интересует, чем мотивируется это предложение президента и как решается этот вопрос (о главе Конституционного суда)в т.н. "западных демократиях".

Вы знаете, мировой опыт очень разный. Есть в разных странах разные системы назначения. Но они все сбалансированы: при назначении не должно быть превалирования воли какого-то одного лица, одной государственной структуры, одной ветви власти. Кроме того, почему мы в каких-то отношениях хотим сравнивать себя с другими западными образцами, а в каких-то не хотим? Разве в развитых демократиях существуют фактически однопартийные парламенты, разве нижняя и верхняя палаты парламента не контролируют друг друга, а непрерывно единогласно друг за друга голосуют, без реальных обсуждений и внутрипарламентской борьбы. Это у нас парламент – не место для дискуссий, с легкой руки спикера Госдумы господина Грызлова. Это совсем другая ситуация.

Да, мы хотели узнать, как действует в других странах институт конституционного правосудия, когда создавали Конституционный суд в России. А в "Российской газете" господин Гребенников, называющий себя конституционалистом, бывший депутат Государственной Думы, пишет, что Конституционный суд – вообще не очень продуманное явление, нам не очень нужное, тем более, еще стремящееся к самостоятельности. Что его предусмотренные законом компетенции следует ограничить, что его решения не должны быть обязательны для других судов. И при этом совсем не учитывается западный опыт, где конституционное судопроизводство расценивается как самая высшая форма, обеспечивающая баланс в системе разделения властей, как судебный конституционный институт, который всегда может сказать и судам, и законодателю "нет". И последний даже представить себе не может, что решение Конституционного суда не будет немедленно выполнено. Причем никто не говорит, что это ограничивает полномочия законодательной власти, как об этом написал во вчерашней газете господин Гребенников. Конституционный суд ФРГ отменяет и решения других судов, если они не согласуются с Конституцией страны, а мы годами добиваемся, чтобы в судебной практике перестали применяться неконституционные нормы.

В одном случае эти аналогии нам интересны, в другом – неинтересны. Допустим, в Германии не бывает, чтобы одна палата назначала все руководство Конституционного суда. В одни выборы одна палата назначает председателя, другая палата назначает его заместителя. На следующий раз все меняется: другая палата, которая прежде назначала председателя, уже не назначает его, а это полномочие переходит ко второй палате парламента.

Есть много вариантов, но нет ни одного такого, в котором нет альтернативы при назначении, или не учитывается мнение самой судебной власти. Когда назначают судей в парламенте, то ему представляется судейским сообществом список кандидатов. У нас где такой список? Кто-нибудь спрашивал у Конституционного суда в последнее время о его рекомендациях на должности судей? Кто у нас озабочен следованием такой формуле закона, что выдвигаться в Конституционный суд должны только те, кто обладает признанным авторитетом в области права? Кто-нибудь применял хотя бы такие общеизвестные методы, как изучение частоты ссылок на работы данного кандидата в научной литературе? У нас этого нет. Но уже прозвучало в устах тех, кто в СМИ пытается постфактум мотивировать изменения, внесенные в процедуру назначения председателя КС (наконец, нашлись аргументы!): "В других странах это происходит в парламенте – и ничего страшного".

Дмитрий

Может ли Конституционный суд воспрепятствовать такому решению? Например, признав его неконституционным?

Конституционный суд никакие решения не рассматривает по собственной инициативе. Вместе с этими предложениями об изменении уже обсуждались достаточно широко и такие вопросы: а может ли вообще Конституционный суд проверять федеральные конституционные законы? Кому-то хочется, чтобы Конституционный суд этого делать не мог. У него есть полномочия проверять федеральные конституционные законы. Но у него нет полномочия проверять что-либо по собственной инициативе. Он не может инициативно начать процесс, и это правильно. Потому что когда Конституционный суд решал бы вдруг по своей инициативе вопрос о признании закона неконституционным, он бы абсолютно явно становился игроком на политической арене. Выбор момента, когда проверяется конституционность, - это выбор политический, это выбор целесообразного момента и целесообразного порядка политического решения. И поэтому, конечно, Конституционный суд по своей инициативе ничего проверить не может.

А могут ли обнаружиться заявители на этот счет? Могу проанализировать, опять же, закон: никакой гражданин не может обратиться в Конституционный суд с жалобой на этот закон, потому что в его конкретном деле закон о выборах председателя Конституционного суда никогда не может "сыграть", так сказать, он не может быть применен. А кто может обратиться? Президент? Да, может. Но он предложил эти поправки. Совет Федерации и Государственная Дума могут, но они приняли эти поправки.

Лента.Ру : А, например, губернатор какой-нибудь?

ТМ : Могут и губернаторы, может даже законодательное собрание региона, но вы знаете, эти субъекты права обращения в Конституционный суд даже по поводу своей собственной судьбы в Конституционный суд не обратились...

Владислав

1. Как вы думаете, какова должна быть идеальная система назначения на пост главы Конституционного суда? Высшего Арбитражного? Верховного?

2. Как вы оцениваете современное состояние судебной системы с точки зрения возможности исполнения ею своих функций? Каковы ее наиболее выраженные достоинстка и недостатки?

3. На ваш взгляд, каким образом должна трансформироваться судебная система России? Что можно было бы сделать уже в ближайшее время?

Александр

1) Почему до сего момента существовала аналогичная предлагаемой по КС РФ процедура назначения руководителей в ВС РФ и ВАС РФ? Почему именно КС оставался единственным высшим судебным органом, где вопрос о председателе и его заместителях решается самими судьями?

2) Не кажется ли Вам, что уже сам факт назначения не только председателей, но уже самих судей органами других ветвей власти, тем более в отношении конституционного контроля, - это уже неспособность достигнуть реальной независимости суда и что нынешние поправки - лишь логическое завершение изначально неправильного развития судебной системы РФ? Будет ли судья выступать против тех, кто его назначил? Почему бы нам не ввести выборность всех судей?

С глубочайшим уважением, Александр, студент юрвуза.

Я давнишний сторонник того, чтобы всех высших должностных лиц в судах выбирали сами судьи. Я не предлагаю сейчас ввести порядок выборов председателя Высшего Арбитражного суда и Верховного суда Российской Федерации. Я понимаю, что это могло бы иметь только отрицательные последствия. Тем более, что люди, которые сейчас находятся на этих постах, приобрели свои должности в другом режиме. И правовой статус действующих должностных лиц в судах, как и самих судей, вообще принципиально недопустимо менять. Те, кто приобрел свой статус на одних началах, не могут быть подвергнуты таким вот набегам с целью изменения этого правового статуса. Это недопустимо с точки зрения общеправовых принципов.

Но если мы выбираем процедуру на будущее, то тогда, конечно, лучшей процедурой могла бы быть только процедура выборов самими профессионалами. Подумайте, судью видно в Конституционном суде только тогда, когда он работает в судебном совещании. В судебном заседании судьи молчат, они не имеют права выражать свое мнение, это требование к судам. Любой их шаг, обнаруживающий позицию судьи, является просто нарушением закона. Судья не имеет права выражать свое мнение до того, как проведено голосование по делу. Но именно голосование по делу, именно выработка решения вместе с мотивами по делу, а это то, что защищается от глаз всех тайной совещания, подвигают каждого судью к оценке своих коллег. Они учитывают и работоспособность, и профессионализм, и силу аргументов, и логику, и способность работать коллективно, психологически способствуя организации необходимого обсуждения – все эти критерии могут оценить только сами судьи. Кстати, исходя и из общей эрудиции - судья, который имеет шанс получить от своих коллег поддержку, должен быть универсально образован, в том числе в области права. Конечно, это могут оценить только сами судьи, которые, реализуя коллегиально свои профессиональные знания, имеют и достаточную информацию друг о друге.

Даниил

Добрый день, Тамара Георгиевна!

Скажите пожалуйста, а каковы реальные возможности председателя КС влиять на выносимые этим судом решения?

Не считаете ли Вы, что председатель суда должен быть всего лишь руководителем суда лишь как хозяйствующего субъекта?

Kotov-sky

Тамара Георгиевна, здравствуйте!

Не приведут ли нынешние реформы к существенному пересмотру роли Председателя Конституционного Суда РФ и, как следствие, роли Конституционного Суда в системе российской государственности? Ведь до сих пор председатель был (до определенной степени) "первым среди равных", а не являлся "начальником судей". Порядок его избрания судьями, да еще и на такой срок, на мой взгляд, отражал демократическую природу и сам дух института, призванного охранять Конституцию. В этом плане было вполне логичным иметь отличную от других высших судебных инстанций процедуру замещения должности председателя. Согласны ли Вы с такой точкой зрения?

Голос председателя суда в процессе ничего не решает. Например, при четном количестве судей в составе суда возможно, что голосование выявит равный расклад голосов - пятьдесят на пятьдесят процентов - за и против какого-то решения. И даже в этой ситуации голос председателя в КС не имеет особого большего значения. И судьи будут вынуждены до тех пор обсуждать вопрос, пока кто-то из них не склонится к другой позиции и решение не получит большинства голосов. Простого большинства голосов. По некоторым делам, правда, по таким как толкование Конституции, нужно получить две трети голосов... Но при этом голос председателя не имеет никакого дополнительного веса.

Бывает какое-то человеческое, внепроцедурное влияние, бывает влияние, которое связано с авторитетом личности, к кому-то прислушиваются больше. Но это всегда существует при обсуждении вопросов в разных так называемых "малых группах", принимающих решения, может повлиять личный авторитет. Но ведь этот авторитет складывается на основе профессионализма, а не на основе приказа. Кто-то умеет быть более убедительным, вот и все. А принудить кого-то председатель Конституционного суда ни к чему не может. Просто он приобретет теперь роль большего ретранслятора политической воли. Как (повторюсь)член какой-то определенной политической команды.

Кроме этого, ведь у председателя есть еще и представительские функции. Например: кто от имени Конституционного суда должен выразить позицию Конституционного суда по какому-нибудь вопросу, по которому Конституционный суд может высказаться? Конечно, это председатель. В таких случаях председатель часто действует (и в большинстве случаев должен действовать) по уполномочию судей Конституционного суда. Но уже ясно, что он не может обойтись просто менеджерскими функциями. За ним стоит весь авторитет суда. Он представляет судей. А для того, чтобы он представлял судей, он должен судьями избираться. Иначе и эта роль ставится под сомнение.

Alexander

Тамара Георгиевна,здравствуйте,

последние события в стране говорят о том, что надо собирать чемоданы и ехать туда, где настоящая демократия, где настоящие выборы и где действительно независимые суды. Скажите, не считаете ли Вы,что страна медленно, но верно от авторитаризма скатится к диктатуре? и последняя затея с Конст. судом верный тому признак?

Алексей

Тамара Гергиевна, не означает ли этот поступок Президента окончание независимости суда от от исполнительной власти?

*anonymous*

С начала предвыборной кампании в президенты Д.Медведева он был позиционирован как более либеральный деятель, чем Путин. Между тем наиболее критически важные решения по поводу государственного устройства (увеличение длительности полномочий президента, думы, отмена выборности главы конституционного суда) были сделаны во время его правления. У вас тоже есть ощущение, что власть нас обманывает и не в первый раз?

Почему вместо того, чтобы решать насущные проблемы (как никак "новый экономический климат" на дворе), власть занимается только тем, чтобы лишь дольше удерживать властные полномочия?

Вы знаете, это вопросы, которые могут интересовать меня как гражданина, но совершенно не как юриста, профессионала и, более того, я не могу по этому поводу высказываться, потому что это было бы каким-то политическим актом, и перспективы политические я оценивать тоже не хочу. Вообще я считаю неблагодарной функцией – предполагать, гадать, прогнозировать. Может быть, у нас есть специалисты-прогнозисты, пусть они этим занимаются. Хотя, как известно, ясновидцев, как и очевидцев, во все века сжигали на кострах.

Но дело в другом. Здесь есть некий юридический аспект. Независимо от того, кто и как позиционировался на каких-то выборах, это вопрос не личной позиции, это вопрос конституционной позиции. C этой точки зрения, нужно сказать, что наша Конституция - хороший основной закон. Он лучше наших политиков, он лучше нашей реальной власти. Конечно, он определяет для нас идеал, к которому мы должны стремиться. Конституция - это всегда программа. Если говорить о перспективах, то наши перспективы, к которым мы собирались стремиться, определены Конституцией Российской Федерации. Судья Конституционного суда должен стоять на такой позиции - он должен отстаивать эти перспективы конституционного развития.

Согласно Конституции, мы должны быть демократическим правовым социальным государством. Базу для оценки перспектив дает ответ на вопрос, насколько любое изменение, вносимое в закон, отвечает этим целям и характеру государства, заложенным в Конституции. Лично я исхожу из того, что, согласно российской Конституции, мы взяли на себя ответственность придерживаться и своих публичных международных обязательств, которые Россия объявила частью своей правовой системы. В современном мире при заключении международных договоров государства всегда оговаривают, что достигнутый внутри национальной общественной и правовой системы уровень демократического развития и гарантированных прав и свобод не должен снижаться. Такая позиция была принята Россией при нашем вступлении в Совет Европы, подписании Европейской конвенции.

Мы можем себе позволить оценить и конкретный шаг законодателя с точки зрения этой позиции. Конечно, наши международные обязательства не заставляют нас выбрать какую-то определенную систему назначения председателей судов. Но если мы что-то сделали лучше, демократичнее, то в силу нашей приверженности конституционным и международным обязательствам, действующим в демократическом обществе, не следует от этого отказываться. Члены международного сообщества поддерживают каждую национальную систему в том, чтобы она не откатывалась назад.

Алексей Владимирович

Добрый день, Тамара Георгиевна! Не хочется повторять вопрос о мотивации Медведева (это будет, наверное, главной темой спрашивающих)... Не смогли бы Вы, опираясь на Ваш огромный личный опыт, объективно оценить степень зависимости сегодняшних судов от власти, ведь большинство экспертов просто "юлят", поскольку зависимы от бюджета. Очень важно именно Ваше мнение, например, о процессе Ходорковского. Огромное спасибо за честный ответ.

Наталья

Добрый день.

Пожалуйста, ответьте, после этого решения перспективы построения Независимой Судебной власти уменьшаются?

С чего по Вашему мнению нужно начать, чтобы искоренить телефонное право?

Вы знаете, я уже много раз оценивала наше состояние судебной власти.

Я поддерживаю многие проекты, которые сейчас представляются (в том числе и президентом) для улучшения состояния этой власти. Вот сейчас предлагается, наконец, сразу назначать судей на должность пожизненно, а не на три года, как это было до сих пор, что позволяло через три года безмотивно молча прекратить их полномочия, так сказать, удалить из судебной системы.

Есть много таких предложений, они важные. Есть предложение (оно было поддержано, допустим, президентом Российской Федерации на последнем съезде судей Российской Федерации в конце прошлого года) о том, что должна существовать инстанция, которая проверяет решения судов, первый раз разрешивших дело, и с точки зрения правильности установления фактов, и с точки зрения правильности применения права в апелляционном порядке, чего у нас пока почти нигде нет - кроме апелляционных судов в системе арбитража и кроме апелляции по отношению к судебным актам, принимаемым мировыми судьями. Эти изменения необходимы. Если этого не будет, мы ничего не сможем обеспечить.

Государственной программой развития судебной системы предусмотрено, что в каждом судебном заседании должна вестись аудиозапись всего происходящего, чтоб протоколы перестали фальсифицироваться. Иначе нынешняя система судов, проверяющих судебные акты, ничего не может сказать о том, соответствует судебный акт тому, что происходило в суде, или нет.

Я вижу много возможностей для улучшения существующей системы судебных инстанций, для улучшения существующей системы организации руководства судами. Конечно, нужно менять функции председателей судов и порядок приобретения этих должностей. Здесь очень много нужно делать. И комиссии, которые разрабатывают предложения по судебной реформе, тоже не бездействуют, хотя часто предлагают, с моей точки зрения, довольно наивные вещи, думая, что они могут решить задачку обеспечения объективного и справедливого правосудия, вводя декларации о доходах для судей или, например, запрет для судьи находиться в семейных отношениях с представителями таких юридических профессий как адвокаты и так далее. Или вводя какой-то особый порядок рассылки судебных повесток, чтобы они обязательно доходили до тех, кому они направлены. Это, конечно, имеет смысл, но это не то, что меняет характер правосудия. Это не то, что делает его из необъективного объективным. Это не то, что делает его из некомпетентного компетентным. Это не то, что делает суд из зависимого независимым.

Иногда это даже может влиять и в обратную сторону. Декларирование судьями доходов, например, не может проверяться сплошным образом – столько денег и столько проверяющих инстанций нет у страны. А такое выборочное декларирование и выборочная проверка декларирования, наоборот, позволяют судью больше распять. Кто не нравится, того проверять будем и придирки к нему формулировать. С этой точки зрения, есть много того, что нужно в судах устранять для того, чтобы действительно придать им тот статус, который прописан для них в Конституции.

Это общее положение. И в связи с этим должны разные направления судебной реформы продвигаться, в части и подготовки кадров на судейские должности, и их квалификационной аттестации, и усовершенствования процедур ответственности судей, чтобы нельзя было любого неугодного убрать, чтобы это делал действительно независимый орган,чтобы орган, который удаляет судью с должности, лишает его статуса, сам не состоял из таких же судей, которые назавтра тоже могут быть лишены этого статуса столь же легко и просто. У нас сейчас каждый судья может быть лишен этого статуса, потому что основания лишения широки и неопределенны, а орган, который решает этот вопрос, хотя он и называется органом судейского сообщества, квалификационной коллегией, но не состоит из независимых членов. Это судьи, которые участвуют в квалификационной коллегии, и так же зависят от судебной бюрократии, как и те, кто попадает в жернова дисциплинарной ответственности, в жернова процедур лишения статуса. Все это необходимо преобразовать,иначе судебная система не будет независимой.

А теперь я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что я не захотела услышать и вопроса о процессе над Ходорковским. Я просто как судья не могу судить о процессе, материалы которого я не знаю. О котором, собственно, я знаю не как юрист, а просто как член общества из средств массовой информации и того, что сообщается из зала суда. . У общества есть определенные подозрения в отношении этого процесса. И по тому, как это излагается прессой, они выглядят как минимум достаточным основанием для особого внимания к этому процессу. Хотя бы потому, что уже не один раз объяснялось, что в ходе этой второй судебной процедуры нарушается один из основных конституционных принципов, применяемых к области уголовной ответственности: нельзя судить два раза за одно и то же. Этот принцип является непреложным. Это один из китов уголовного права, в том числе и в части его конституционных основ. Если такие сомнения есть у общества, есть у специалистов, то те, кто ведут этот процесс, должны представить доказательства того, что этот принцип не нарушается. Конечно, это должна делать сторона обвинения, потому что иначе само по себе государственное обвинение будет нелегитимным. Это единственное, что я могу сказать, исходя из принципиальных требований, которые предъявляются к процедурам привлечения любого гражданина к уголовной ответственности. А в конкретном деле должны разбираться суды. В этом могут разбираться суды первой инстанции, суды второй инстанции, наконец, высшей инстанции, в этом может разбираться наднациональная юрисдикция - страсбургская юрисдикция. И я думаю, что все эти инстанции, конечно же, будут включены в этот процесс.

Гарегин

День добрый,

Тамара Георгиевна, как Вы относитесь к нахождению Конституционного Суда России в Санкт-Петербург, учитывая положения части 2 статьи 70 Конституции России?

Теперь, я бы сказала, говорить об этом поздно. Поезд ушел, то положение, которое Конституционный суд теперь приобрел, закреплено в федеральном конституционном законе. Опровергнуть этот федеральный конституционный закон с точки зрения Конституции может только конституционное правосудие, то есть Конституционный суд, в процессе, который будет специально по этому вопросу вестись. Предрешать возможность решения такого вопроса, а именно проверки конституционности той или иной нормы, я не могу, не буду и не должно мне это по статусу. И это должны делать люди или представляющие чисто научное сообщество, или уже сами судьи, перед которыми такой вопрос будет поставлен в законных процедурах.

Олег Поливной

Тамара Георгиевна, добивались ли Вы когда нибудь в своей практике смертной казни? Как вы смортите на этот вопрос имея за плечами опыт конституционного судьи?

Вы знаете, у меня на этот счет есть моя личная позиция. Почему я должна была для кого-нибудь добиваться смертной казни? Я не выступаю обвинителем по уголовным делам, я никогда не работала судьей в суде, осуществляющем уголовное судопроизводство, где такая казнь может быть назначена. Но у меня есть на этот счет своя позиция, в том числе и как у человека, который работал в Конституционном суде.

Конституционный суд в свое время сказал этому виду наказания "нет". Но я иду дальше, я анализирую текст Конституции. И лично я вот как толкую то, что записано в принципиальных положениях Конституции, в главе о правах и свободах, а также об обязанности Российской Федерации соблюдать свои международные обязательства. Российская Федерация подписала протокол о запрете смертной казни. И несмотря на то, что она его не ратифицировала, она связана им.

Россия уже очень давно ратифицировала Венскую конвенцию о праве международных договоров. Это очень важный договор, универсальный. В статье 62 этой Венской конвенции есть норма, согласно которой любое государство, подписавшее международный договор, впредь до его ратификации или выхода из него не вправе совершать какие-либо действия, которые противоречили бы цели и предмету этого подписанного государством договора. А Российская Федерация подписала Европейскую конвенцию (это было условием вступления в Совет Европы), Российская Федерация подписала протокол номер шесть. Она с этими условиями согласилась. И хотя она не ратифицировала шестой протокол, в силу Венской конвенции о правилах международных договоров, Российская Федерация не может совершать никаких действий, направленных против этих международных договоров, значит, не может применять смертную казнь.

Дальше вопрос стоит такой: смертная казнь продолжает сохраняться в нашем Уголовном кодексе. Уголовный кодекс как простой федеральный закон, согласно Конституции, в приоритете уступает международному договору. Международный договор, даже подписанный, но не ратифицированный, парализует действие этих статей Уголовного кодекса. И в этом смысле мы можем считать, что статья 20 Конституции, на которую часто ссылаются как на конституционное основание наличия смертной казни в нашем уголовном законодательстве, уже утратила свое значение, потому что эта норма была временная, темпоральная, как говорят юристы. В ней написано, что в Российской Федерации смертная казнь сохраняется впредь до ее отмены и требуется обязательно решение вопроса о применении смертной казни судом присяжных, иначе она применена быть не может.

Речь идет не о том, что у нас не везде еще есть суд присяжных, но просто о том, что подписание Россией международного договора, согласно которому смертная казнь отменена, является формой отмены в Российской Федерации такой меры наказания как смертная казнь.

Варвара Макаревич: Здравствуйте. В эфире программа "Правда" и я, ее ведущая, Варвара Макаревич. Сегодня у меня в гостях доктор юридических наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации, профессор Тамара Георгиевна Морщакова. Тамара Георгиевна, здравствуйте.

Тамара Морщакова: Здравствуйте.

В.М.: Не удивляйтесь. Сегодня не только я буду вам задавать вопросы, но и мои коллеги, сотрудники редакции программы "Правда". И прежде чем мы начнем с вами разговор, я предлагаю посмотреть короткую биографическую справку о моей гостье.

Тамара Морщакова родилась в Москве. Окончила юридический факультет МГУ, затем – аспирантуру Института государства и права академии наук СССР. 20 лет проработала во Всесоюзном научно-исследовательском Институте советского законодательства, защитила докторскую диссертацию по проблемам оценки качества судебного разбирательства по уголовным делам. В 1991 году была избрана членом Конституционного суда, где проработала 11 лет. С 1995-го по 2002-й – в должности заместителя председателя суда. С 2002-го – судья в отставке. Участвовала в подготовке концепции судебной реформы, проекта Конституции Российской Федерации, стала одним из разработчиков федерального закона о конституционном суде.

Круг научных интересов Морщаковой достаточно широк: это судебное право и уголовный процесс, социология и психология правосудия, сравнительное правоведение. Занимается также исследованием судебных ошибок и их причин. Автор более чем 300 научных работ и переводов. На сегодняшний день является заведующей кафедрой судебной власти Высшей школы экономики, входит в состав президентского совета по правам человека, а также в научно-консультативный совет при Верховном суде Российской Федерации. Считает, что судебная реформа нужна не судам, а всему обществу.

В.М.: Тамара Георгиевна, когда я изучала вашу биографию, обратила внимание на несколько любопытных деталей. И одна из них такая: вы никогда не были членом КПСС. Как вам это удалось? Мне казалось, что в Советском Союзе это было что-то такое обязательное. Тем более, наверное, для человека, который выбрал профессию юриста. Нет?

Т.М.: Но оказалось, что это не так. На самом деле мне ни разу не пришлось отказываться ни от каких-то официальных предложений на этот счет, ни от каких бы то ни было мер, которые могли бы меня понудить к этому, тоже не пришлось ни разу защищаться.

В.М.: И, как я понимаю, вам это никогда не помешало?

Т.М.: Я считаю, что нет. Это мне не помешало. То, что я хотела делать, я и делала. Мне хотелось учиться сначала, потом хотелось заниматься научной работой.

В.М.: Научной работой вы занимались довольно долгое время. В совокупности где-то около 30 лет. И после этого вы стали судьей Конституционного суда. Вы вообще судьей хотели быть, или вы хотели продолжать научную деятельность?

Т.М.: Вы знаете, это вопрос интересный. На самом деле я, еще когда училась, хотела быть судьей. Но тогда, когда я училась, с тех пор не было такого суда, как Конституционный суд. И я предполагала, что это будет просто обычный суд, как мы сейчас говорим, общей юрисдикции, рассматривающий гражданские и уголовные дела. Но поскольку я стала сразу после университетской скамьи пытаться учиться дальше, пыталась учиться уже сразу в аспирантуре, хотя уже и стала работать в научно-исследовательском учреждении, то дальше судьба моя вела меня именно по научной стезе.

Хотя именно тема судебной деятельности была предметом моих исследований.

В.М.: Раз мы заговорили как раз про науку, есть такой термин, который, естественно, вам знаком – правовое государство. Мы сегодня живем в правовом государстве? Россия им стала?

Т.М.: Вы знаете, мы живем в нашей стране, которая на своем знамени написала, что она строит правовое государство, что она хочет быть правовым государством, и таким знаменем я считаю действующую конституцию, которая была принята в 1993 году. Ясно, что многие конституционные цели, которые были закреплены в этом основном документе для любой страны, не достигнуты. Это документ на будущее, на рост.

В.М.: Насколько отдаленное будущее, по вашим прогнозам?

Т.М.: Прогнозист я плохой. Мне всегда хочется торопить время и хочется, чтобы какие-то положительные процессы, то есть те, которые мы обычно характеризуем знаком "+", происходили скорее. Но объективная реальность, как правило, не позволяет мечтателям торопить время. Поэтому я думаю, что нужно просто жить в сегодняшнем дне, делать все, что ты можешь, для того чтобы цели, закрепленные в основном законе страны, осуществились.

В.М.: Есть еще одно понятие. Мне бы хотелось именно вашу трактовку этого понятия услышать – правовая культура. Что вы вкладываете в это понятие прежде всего?

Т.М.: Знаете, правовая культура – понятие вообще очень широкое, так же как и просто понятие "культура", какой бы стороны нашей жизни она ни касалась. Это такое понятие, которое не появляется в одну секунду ни по приказу, ни в соответствии с каким-либо документом. Это то, что растет вместе с людьми, с народом веками. Правовая культура в России имеет хорошие корни. Даже если мы вспомним, допустим, российскую судебно-правовую реформу, которая была осуществлена Александром Освободителем, то мы поймем, как долго мы имеем перед глазами в нашей истории высокие образцы правовой культуры. А дальнейшее зависит от разных других обстоятельств. Носители правовой культуры – это же люди. И если мы говорим о правовой культуре, то, наверное, мы можем говорить о людях, которые не являются профессионалами-юристами, с одной стороны. Они – это именно та большая масса людей или народ, который дает почву для развития правовой культуры. Но это только одна часть.

А другая часть тех субъектов, которые очень активно участвуют в развитии этого явления, которое вы назвали "правовой культурой" – это профессионалы-юристы, которые очень отличаются, я бы сказала, от тех, кто к юридическим знаниям профессионально не прикасался. Потому что они подвластны не только общим представлениям, не только действующим в какой-либо стране, в каком-либо обществе правовым нормам поведения, но они подвластны и тому, что есть теория права. Теория права в России – явление тоже многоплановое. Я с удивлением узнала, как почитаема среди немецких юристов российская теория права, сопровождавшая конец XIX века. И образцы той правовой теории до сих пор у нас остаются недосягаемыми даже в исполнении трудов нынешних юристов. Иногда мне даже кажется, что мы немножко отступили назад в качестве и в сути правовых воззрений. Но надо сказать, что правовые воззрения в России были всегда разнообразны и позволяли отразить очень различные стороны того, что есть правовая культура.

В.М.: Если говорить о развитии правовой культуры, кто к ней стремится из этих двух групп, которые определили профессионалы и само общество? Кто к развитию правовой культуры сегодня стремится больше – профессиональное сообщество или граждане?

Т.М.: Я бы не сказала, что здесь можно употребить такую языковую форму - "стремится к правовой культуре". Правовая культура – это как наша жизнь. Можно ли стремиться к жизни? Мы можем только как-то оценивать происходящие ее формы и своим поведением, своим сознанием влиять на развитие как формы жизни, так и формы правового…

В.М.: Перефразирую. Кто сегодня влияет больше – профессиональное сообщество или общественность?

Т.М.: Это никогда не отделимо друг от друга. Другой вопрос, что иногда можно предъявить претензии к профессиональному сообществу с той точки зрения, что оно, может быть, не все делает для того, чтобы поощрять развитие или восприятие правовой культуры каждым членом общества. Но здесь "виноваты" не члены профессионального юридического сообщества, а, может быть, в большей мере складывающиеся формы развития общественного управления. "Общественного" в широком смысле слова. Я включаю сюда, конечно, и государство, и другие структуры.

В.М.: Если посмотреть на судебные системы в других странах, кого можно считать образцом для подражания, что ли?

Судебные уставы, которые были приняты в ходе реформы 1864 года в России, легли в основу, например, существующего до сих пор законодательства Германии.

Т.М.: Если мы возьмем Европу, Россия принадлежит к системе права, которая существует именно в Европе и называется статутным правом, то есть правом писаным, в отличие от неписаного права, которым характеризуются, например, англосаксонские системы права. И если мы посмотрим на это письменное право, которое создавалось в истории России, то увидим неожиданное. Те уставы, которые были приняты в ходе реформы 1864 году в России, судебные уставы, касающиеся и уголовного законодательства, и устройства судебных учреждений, и процедур, связанных с рассмотрением судами разных дел – они легли в основу, например, существующего до сих пор законодательства Германии. Я не знаю, понравится ли это вам. Мне это очень понравилось.

В.М.: Любопытный факт. Я не знала об этом.

Т.М.: Любопытный факт. И, в отличие от дальнейшего развития российского законодательства, не права, а именно законодательства, надо признать, что Германия до сих пор сохраняет эти нормы.

В.М.: В отличие от нас. Говоря о реформах, была большая реформа 1991 года, к которой вы имели непосредственное отношение. Как бы вы оценили результаты этой реформы? Сегодня можно уже подвести итог?

Т.М.: Я бы стала подводить итог этому периоду развития, начиная, допустим с 1991 года до… Какой у нас сегодня?

В.М.: 2016.

Т.М.: 2016. Я бы подводила итог этому периоду, хотя развитие в течение этого периода времени однолинейно не происходило. Редко, наверное, однолинейное развитие позволяют себе страны и народы. Потому что много разных объективных обстоятельств влияет на эту линию. Эта история судебных реформ началась очень бурно. С 1991 года, с разработки концепции судебной реформы, которая была принята тогдашним законодательным органом РСФСР как составная часть СССР. Это часть СССР, которая теперь образует Российскую Федерацию. И высший законодательный орган РСФСР принял тогда концепцию судебной реформы как документ, подлежащий воплощению. Принял ее постановлением законодательного органа. Я считаю, что это факт совершенно уникальный. И он не мог не иметь положительных последствий. Он имел положительные последствия, потому что кроме концепции, которую одобрил законодатель тогдашней России, потом на ее основе появилась масса законов, определявших судьбу судов или судебной власти. Потому что тогда впервые была поставлена задача - обеспечить третьей ветви власти, каковой должна была быть судебная власть, самостоятельность и независимость именно как власти. И законы первых лет воплощения той концепции судебной реформы вполне работали на эту цель. Появились законы о статусе судей, потом чуть позже появились законы о судебной системе в Российской Федерации, которые исходили из концепции данной реформы.

Надо честно сказать, что концепция судебной реформы 1992 года наиболее полно воплотилась в российской конституции 1993 года. И не только я, но и многие научные работники, ученые, анализирующие это развитие, считают именно конституцию Российской Федерации основным актом, последовательно, вслед за концепцией судебной реформы, реализовавшим сформулированные в той концепции идеи. Это же положительный был момент. Эта концепция судебной реформы и разрабатывалась, и осуществлялась, я бы сказала, очень последовательно развивающей эти идеи группой единомышленников. Вообще когда творится реформа, это очень важно, чтобы у нее был коллективный автор и чтобы этот коллективный автор действовал и как воплощающий эти идеи. И тогда это было осуществлено. Тогда в администрации президента Российской Федерации была даже создана отдельная структура, группа по судебной реформе, которая включалась как структурное подразделение государственно-правового управления администрации президента. Возглавлял эту группу известный юрист Сергей Анатольевич Пашин. И он последовательно занимался практическими шагами по внедрению идей судебной реформы. Можно привести пример, который, может быть, больше известен публике, чем что-нибудь остальное, таким примером может послужить поэтапное введение в Российской Федерации суда присяжных.

В.М.: Как раз я и хотела следующий вопрос задать вам именно про суд присяжных. Это был один из ключевых моментов, что мы получили в начале 1990-х годов, вернули то, что когда-то было в России. Вы сегодня как оцениваете тот суд присяжных, который на сегодняшний день существует у нас в стране?

Т.М.: Нельзя сказать, что это такое безбедное существование у суда присяжных, потому что он не просто существует, но буквально до этого года он достаточно последовательно в отрицательном смысле слова сворачивал свою компетенцию. Конечно, не по собственной воле, а по воле законодателя.

В.М.: Почему так происходило?

Т.М.: Если хотите, я вам искренне расскажу.

В.М.: Хочу, конечно.

Т.М.: Когда вводился суд присяжных, он являлся таким инструментом, который позволял судьям уверовать в то, что признали их независимость. И судьи очень положительно относились к этому институту. Они считали, что теперь-то, когда в уголовных делах ответ на вопрос о том, достаточно ли собрано было органами обвинения доказательств виновности лица и может ли оно быть осуждено за совершение преступления как виновное, пока этот вопрос решают присяжные, а не судьи, судьи освобождены от давления. Какой смысл на них давить?

В.М.: Если все равно решение принимают не они.

Т.М.: Да. И извольте предъявить доказательства и прилюдно позволялось их исследовать сторонам обвинения и защиты. И далее уже по результатам этого объективного исследования совершенно беспристрастные люди, 12 человек, на которых не так-то легко повлиять, потому что довольно большая группа, решают вопросы виновности. Это рассматривалось как важнейшая гарантия независимого суда с одной стороны, а с другой стороны это рассматривалось как очень существенная гарантия для тех, кто предстает перед судом и для публики. Потому что суд всегда вершится публично, как важнейшая гарантия для воспринимающих судебный спектакль людей, того, что все происходит, что это правда, что это не фальсификация, что все именно так и есть.

Ведь говорят же, что важно, чтобы не только правосудие вершилось, но важно еще и то, чтобы все видели, как оно вершится. И этот процесс был очень хорош. Пока не стали вводиться такие меры, которые получили значение обратное: не как гарантии судебной независимости, а как меры, ограничивающие эту независимость. И когда появились такие меры и когда суд присяжных стал мешать достижению вот этих ограничительных целей в отношении независимости, то, естественно, отношение к нему изменилось и в судейском сообществе, и со стороны, наверное, профессионалов, которые оценивали эффективность института, потому что судейское сообщество сказало: "Если мы должны подчиняться разным обстоятельствам, лежащим вне судебного процесса, если меня как судью могут удалить из судейского кресла просто потому, что я, отработав в течение 3 лет, кому-то не понравился, и если в связи с тем, что я должен понравиться, я не могу отказать тем, кто формулирует или формирует судебную политику в том, что решения по определенным делам или по определенному классу дел должны быть такими, а не иными, то тогда зачем мне помеха в виде присяжных, которые будут решать по-своему, а я буду расплачиваться как судья перед теми, от кого я жду одобрения своей деятельности на судейской должности за решения, которые они приняли?".

В.М.: Почему присяжных 12? Мне всегда это было интересно. И я с удивлением узнала, что в других странах бывает другое количество присяжных. В Шотландии их 15, во Франции – 9. Какое все-таки оптимальное число, и почему Россия выбрала 12 присяжных?

Число 12 при принятии решения обеспечивает ситуацию, когда разнообразие в позициях позволяет отсечь наиболее крайние точки зрения и в одну, и в другую сторону.

Т.М.: Ответ может быть сначала очень простым. Российская история нам это число принесла как заветное. 12 присяжных было введено в ходе судебной реформы 1864 года. Обратите внимание, что начало этой судебной реформы – это год отмены крепостного права. То есть общество осуществило тогда судебную реформу в условиях гораздо менее приспособленных к совершенствованию правосудия и к его укреплению как справедливой процедуры, чем теперь, когда мы можем претендовать на более высокую степень цивилизованности. У нас крепостного права нет давно, хотя есть всякие другие вещи, которые очень мешали цивилизационному процессу в России. Но число 12 – оно, вы знаете, имеет психологическое обоснование, как ни странно. Психологи, исследуя процедуры принятия решений так называемыми малыми группами. Считается, что 12 человек – это малая группа, которая должна принять решение по конкретному вопросу путем голосования. Исследуя психологию принятия решения в таких малых группах, психологи пришли к убеждению, что меньшее число всегда несет в себе опасность какую? Что воспринимающие люди – они не профессионалы, не юристы. Имеющие юридическое значение факты не запомнят, не всю информацию сохранят. А вот это число уже позволяет сохранять такое если не максимальное, то достаточное количество информации, достаточный ее объем, ничего не упустить. И это с одной стороны.

А, с другой стороны, число 12 при принятии решения обеспечивает такую ситуацию, когда разнообразие в позициях позволяет отсечь наиболее крайние точки зрения и в одну, и в другую сторону. А вот эта центральная группа, которая может консолидированно проголосовать, дает наиболее объективную оценку обстоятельствам.

Когда вы вспоминаете про французское число 9, нам надо еще к тому же не забыть, что это не настоящий суд присяжных, хотя на него у нас часто ссылаются. Потому что это тот суд присяжных, который заседает вместе с судьей-профессионалом. В одной коллегии, в отличие от того, что было в соответствии с судебными уставами в России до революции, и в отличие от того, что было введено в России на основе концепции судебной реформы 1992 года, где непрофессионалы обсуждали вопросы прошедшего судебного процесса и исследования имевших место в нем доказательств отдельно от судьи.

Почему это важно? Это тоже психологи исследовали. Очень интересные исследования есть, которые говорят о том, что в любой такой группе лидером, к мнению которого прислушивается вся группа, всегда является человек, через которого проходит наибольшее количество, наибольший объем информации. Ясно, что когда судья-профессионал с одной стороны и непрофессионалы – с другой.

В.М.: Именно профессионал становится этим человеком.

Т.М.: Он все знает про этот юридический процесс. А они нет. И невольно… Не потому что он давит на них, а просто потому что он своими знаниями заслуживает у них доверие, его позиция приобретает больший вес. А в группе решающих не должно быть, чтобы у кого-то был больший вес.

Т.М.: Конечно. Но я бы сказала, что не только психология. Ведь если мы смотрим на суд, это государственное учреждение. А в суде стороны кто?

В.М.: Люди.

Т.М.: Люди. Есть люди, которые имеют одинаковый статус, когда мы с вами пришли выяснять квартирный вопрос, например.

В.М.: Все должны быть равны.

Т.М.: Они все равны перед судом. Но есть другие процессы, в которых одна сторона представляется как публичная власть. И она представлена органами публичной власти. Эти органы публичной власти такая же часть государственного механизма, как суд. Суд – это государственный орган. Мы от этого никуда не уходим.

И вот это единение государственных структур и такая поддержка друг друга, как имеющих вроде бы какие-то общие задачи, она психологически очень соблазнительна. Хотя с точки зрения процедур всегда в судопроизводстве подчеркивается, что суд никак не может занимать позицию ни одной из сторон, кто бы они ни были.

В.М.: Тамара Георгиевна, мне подсказывают, что есть вопросы из зала. Пожалуйста, коллеги.

Надежда: Здравствуйте. Меня зовут Надежда. Я корреспондент программы "Правда". Мне не совсем понятно стало из разговора, как все-таки у нас защищены присяжные от давления со стороны? Есть ли какие-то механизмы по их защите? Я, конечно, понимаю, что 12 человек, и на каждого воздействовать будет очень трудно. Но все же вдруг найдутся такие люди.

Т.М.: Вы знаете, к сожалению, ваше предположение в нашей жизни реализуется. Потому что если мы с вам посмотрим на результаты работы суда присяжных по уголовным делам, потому что у нас суд присяжных есть только по уголовным делам, то мы увидим с вами, что судья-профессионал, который может рассматривать те же самые дела или три профессионала. Потому что здесь зависит от выбора подсудимого обвиняемого, какой состав суда он предпочитает. Если речь идет о рассмотрении таких категорий уголовных дел, в отношении которых суд присяжных предусмотрен. Если мы возьмем эту позицию сравнения решений по однотипным делам профессионального суда и суда с участием присяжных, то мы увидим, что профессиональный суд не оправдывает. Во всяком случае, последние годы стабильно держится процент оправдательных решений в суде менее 1.

А в суде присяжных это близится к 20% оправданий. Если мы исходим из этого, то тогда понятно, что гражданин, которого обвиняют и который может себе выбрать форму правосудия, больше хочет рассчитывать на такие шансы для оправдания, которые дает ему суд с участием присяжных. Значит, это довод в пользу того, что суд присяжных может быть более объективным? Я думаю, что да. Этот довод очень чувствительный.

В.М.: Но как присяжные действительно все-таки защищены?

Т.М.: Они защищены точно так же от вмешательства в их деятельность, я бы сказала так громогласно, декларативно, потому что их статус во время их участия осуществления правосудия приравнивается к статусу судьи. В каком смысле? Запрещено вмешательство. Все, что может быть связано с вмешательством в их деятельность, во всех ситуациях рассматривается как такое нарушение, которое не может не повлечь отмену выясненного решения, является ли этот приговор обвинительный или оправдательный. Все равно если такого рода нарушения, свидетельствующие о возможном влиянии на суд присяжных, отмечаются, найдены, обнаружены, такой судебный акт подлежит отмене.

Но что здесь надо сказать? Ни в отношении профессиональных судей, ни в отношении присяжных имеющиеся гарантии независимости суда при рассмотрении конкретного дела не проявляют себя как достаточные. Например, органы, которые соревнуются со стороной защиты в уголовном процессе, это органы публичного обвинения – это очень полновластные органы государства. У них есть масса средств принудительного воздействия и на тех, кто участвует в процессе, и вообще на очень многих. И эти способы принудительного воздействия в нашей реальности, последних лет распространились и на суд присяжных.

Я согласна с вами, что на 12 человек повлиять сложнее. А что, если мы вспомним такие научные исследования последнего времени, которые посвящены были удивительной теме – оперативному сопровождению суда присяжных.

В.М.: То есть от двери до двери кто-то сопровождает каждого присяжного?

Т.М.: Если бы только от двери до двери. А в той жизни личной, которая не происходит между входной дверью в суд и выхода из суда, присяжных стали сопровождать – следить за ними, выяснять их тайны личной жизни, иногда провоцировать их на какие-то неблаговидные поступки, иногда запугивать, иногда грозить, что последствия участия в этом процессе для них могут быть отрицательными. Иногда провоцировать их выход из коллегии.

В.М.: Это сегодня какая-то широкая практика?

Т.М.: Вы знаете, я бы сказала, в ведомственной науке органов, на которые возложено публичное обвинение, это называется сбором необходимой информации, которая позволяет удалить негодного присяжного из судебного процесса. Но фактически это не сбор информации, которая позволяет или заставляет удалить, а фактически это сбор такой информации, которая сама может быть использована для того, чтобы присяжный ушел.

В.М.: Вы сказали, что присяжных еще и провоцируют.

Т.М.: Провоцируют, да. Разными способами. Вы знаете, даже если существуют такие правила и они подтверждаются во многих… Правила негласные, они в законе не закреплены. Вообще оперативно-розыскная деятельность только в очень основных чертах зафиксирована в законе. Ведь она деятельность, совершаемая тайно. Потому что если оперативно-розыскная деятельность совершается явно, ее эффективность будет нулевой.

Если оперативно-розыскные мероприятия стали явными, считайте, что они провалились, и никаких результатов нет. И когда такая деятельность осуществляется, она иногда имеет своей целью заслать в коллегию присяжных тех, кто имеет некий упрек в своей жизни, в своем семейном статусе такого рода, который позволил бы в дальнейшем отвести этого присяжного. Например, присяжный находится в каких-то, пусть далеких, родственных отношений с кем-то из правоохранителей, с кем-то из работников правоохранительных структур или даже судейских структур, адвокатских образований. До поры до времени об этих сведениях, о которых сам присяжный может не знать, потому что это могут быть дальние и не известные ему родственники, будут молчать. Но если он потом…

В.М.: Но в нужный момент вспомнят.

Т.М.: Проявляет себя как человек, потенциально голосующий не так, как хочется органам публичного обвинения, то это может быть против него использовано.

В.М.: Тамара Георгиевна, есть еще вопросы зала.

Павел Круг: Меня зовут Павел Круг. Я редактор программы "Правда". У меня вопрос достаточно меркантильный. Получают ли присяжные деньги за свой труд? Все-таки труд нелегкий, все-таки нужно вникать в дело, тратить свое личное время. Все-таки это работа в обычном понимании слова или гражданское служение, такой общественный долг?

В.М.: Я бы еще дополнила. Это право или обязанность?

Т.М.: Начнем с последнего? Вы хорошо употребили слово "гражданский долг". Да, у граждан России, вообще у граждан есть не только права, но и обязанности. Так же как гражданин обязан, допустим, исполнить свой воинский долг. Точно так же он должен исполнить и долг участия в осуществлении правосудия как гражданин в качестве человека, входящего в состав суда, разрешающий дело. Это долг. Это не развлечение, это не право (хочу – участвую, хочу – не участвую). Другое дело, что человек, который получает приглашение в соответствии со списком кандидатов в присяжные (эти списки составляются на основе списков избирателей), имеет целый ряд объективных оснований, по которым он может отказаться.

В.М.: Например?

Т.М.: Сейчас приведу примеры. Есть такие основания, которые позволяют человеку отказаться от участия в процессе. А есть такие основания, которые исключают участие человека в таком процессе. Например, не могут участвовать в таком процессе, это исключено, лица, которые имеют судимость. Понятно, что нельзя. Лица, у которых не все в порядке с психическим здоровьем. Нежелательно, хотя не запрещено законом, но стороны могут на это реагировать, отводя присяжных в процессе, если в присяжные вызывают работников правоохранительных органов. Понятно, кто такие правоохранительные органы.

Есть такие основания, которые позволяют вполне подходящему по всем критериям для исполнения этой гражданской функции гражданину отказаться. Например, возраст более 65 лет, или если у него есть разные заболевания, которые этому препятствуют, если у него на содержании, на воспитании есть несовершеннолетние дети или люди-инвалиды, больные, которые требуют постоянного ухода. Если профессия присяжного такова, что она сама по себе является неким вариантом общественного долга, и он не может с этой работы уйти. Вот это все принимается во внимание. И присяжный в таких случаях может просить о том, чтобы его не вызывали. Так что есть и основания, требующие удаления, есть и основания, удовлетворяющие заявлению присяжного о том, что по объективным обстоятельствам он не смог бы осуществить всю эту миссию от начала до конца. Надо же иметь в виду, что рассмотрение дел в суде присяжных – это не несколько часов и не несколько дней. К сожалению, это один из недостатков очень явных нашей формы судопроизводства с участием присяжных заседателей. Потому что у нас формируются, их так и называют в практике, "дела-монстры", содержащие десятки томов материалов, которые длятся не несколько месяцев, а даже несколько лет. И человек должен быть исключен на все это время из своей всякой практически жизни – профессиональной и личной.

Павел Круг: Все-таки за какую-то оплату происходит?

Весь институт присяжных требует постоянной законодательной заботы о том, как обеспечить тем, кто готов выполнять этот гражданский долг, нормальные условия для его осуществления.

Т.М.: Они должны получать свою среднюю заработную плату за это время. В связи с развитием у нас бизнеса как сферы частной предпринимательской деятельности это тоже вызывает особые затруднения, потому что предприниматель должен потерять работника на достаточно длительное время. И предпринимателям это тоже невыгодно. Они тоже могут препятствовать тому, чтобы их работник так надолго уходил. Поэтому весь институт присяжных требует постоянной законодательной заботы о том, как обеспечить тем, кто готов выполнять этот свой гражданский долг, нормальные условия для его осуществления.

В.М.: Тамара Георгиевна, вы заговорили о законодательных мерах. Как раз президент выступил с предложением расширить полномочия суда присяжных, ввести суд присяжных на уровне районных судов в количестве 6 человек и в областных судах 8 человек. Вы как относитесь к этому предложению? Насколько я знаю, первое чтение пройдено. Единственная поправка, которая была внесена – это перенести срок вступления закона в силу с 1 января 2018 года на 1 июля 2018 года.

Т.М.: Я, конечно, должна, безусловно, подчеркнуть важность такого шага, который состоит в том, что после многих лет сокращения компетенции суда присяжных, я не знаю, помнят ли присутствующие и наши слушатели, что суд присяжных был удален из дел, связанных со всякими террористического характера действиями. Он был удален из всяких дел, которые считаются по уголовному кодексу направленными против осуществления государственной власти, против реализации таких свобод, как право граждан на свободу демонстраций, шествий, митингов, выражения своего публичного мнения в таком коллективном исполнении всех граждан. Не поодиночке, а коллективно. И многие другие дела. Дела несовершеннолетних были исключены из компетенции суда присяжных. До последнего года, буквально до этого, были исключены долгое время из компетенции суда присяжных те дела, где обвиняемыми были женщины, что вообще немыслимо объяснить, как будто женщины столь же не дееспособны, как несовершеннолетние в вопросе о том, какую процедуру они считают для себя лучшей.

Много всего было. И это сокращение особенно серьезно в объеме своем выросло, когда в России была введена процедура в областных судах апелляционного пересмотра по жалобам заинтересованных участников процесса, вынесенных по уголовным делам судебных приговоров. Большую часть компетенций, которую раньше осуществляли областные суды, притом, что там возможно было выбрать и суд присяжных, отдали в районные суда. Инфраструктура, которая обеспечивает деятельность суда присяжных, у нас создана только на уровне областного, краевого суда, верховного суда субъекта Российской Федерации, республики. И она не создана в районных судах. Когда эти дела передали, они автоматически выпали из поля возможностей суда присяжных. То есть очень существенно сократилась компетенция. И после такого многолетнего развития вдруг шаг, который позволяет надеяться на расширение суда присяжных. Но я должна сказать, что совет по правам человека при президенте Российской Федерации много лет настаивал на том, чтобы именно так развивался суд присяжных. И исходил и из недостаточности гарантий независимости для государственного суда Российской Федерации, и из не очень крепкого, прочного статуса профессионального судьи. Как я считаю, каждый из профессиональных судей может быть удален из судейского кресла. Для этого существует масса оснований, закрепленных в законе, толкуемых очень широко. Например, за то, что он какими-то своими действиями или решениями наносит ущерб авторитету судебной власти. Кто-нибудь скажет мне, где границы тех действий, которые могут сыграть такую негативную роль для авторитета судебной власти?

Когда, например, судебное решение отменяется, разве это не роняет авторитет судебной власти? А между тем судья не может привлекаться к ответственности за то, что вышестоящая инстанция отменит его решение. И при таких условиях, когда каждый судья может быть удален со своего места довольно легко, и, как я считаю, ни один из судей не имеет достаточных возможностей, чтобы защититься, при таких условиях, конечно, граждане далеко не массово положительно отвечают на вопрос о том, доверяют ли они суду.

Александр Петров: Меня зовут Александр Петров. Я журналист. Хотел вам задать такой вопрос. Я прекрасно понимаю, что это очень важная тема. Но, с другой стороны, мне хотелось бы вернуться к основному закону страны, который для многих судей и многих граждан России является сакральным текстом, священным писанием. И Конституционный суд, членом которого вы в прошлом являлись, занимается защитой этого основного закона, защитой этого сакрального текста, занимается интерпретацией этого текста. Сегодняшний современный состав конституционного суда в своих интерпретациях не нарушает дух этого текста, который был заложен в 1990-е годы? Как вы оцениваете эффективность современного состава? В том, что касается, например, разъяснений по решениям ЕСПЧ. Вот эти ситуации. Расскажите, пожалуйста.

Т.М.: Это очень интересный вопрос. Я не могу позволить себе и вам меня вовлекать в процедуру обсуждения, в которой наверняка можно было бы упрекнуть в определенном конфликте интересов с действующим составом суда. Да это и, если хотите, если вас интересуете вопрос о тех требованиях, которые статус судейский вообще ко всем судьям предъявляет, не имеют они права оценивать таким образом своих коллег.

Конституционный суд среди всех судов должен обладать наибольшей политической нейтральностью и независимостью.

Но гораздо интереснее другая часть вашего вопроса, которая касается конкретных решений Конституционного суда, связанных с интерпретацией действующего конституционного закона, который в известной мере есть священное писание. Но, правда, надо сказать, что, конечно, и содержание Конституции по мере течения жизни этого акта тоже меняется. Не потому что в него изменения вносятся, а потому что изменяется обстановка вокруг применения этого закона. В худшую сторону или в лучшую сторону – это другое дело, конечно. Конституционный суд не должен быть подвержен никаким влияниям такого свойства, которые носят определенный политический оттенок. Конституционный суд среди всех судов должен обладать наибольшей политической нейтральностью и независимостью.

Александр Петров: Обладает?

Т.М.: Я бы сказала, что он учитывает происходящее вокруг, может быть, в большей мере, чем, с моей точки зрения, это следовало бы делать. Но при этом я бы коренным образом решительно бы возразила против такой склонности, в том числе нашего общественного мнения, к демонизации именно решений, резолюций, которые принимает Конституционный суд. Вот вы привели замечательный пример, потому что он очень актуальный, связанный с толкованием Конституционным судом, как это подается везде в средствах массовой информации, часто научной литературе, обязательности для России, исполнения решений Европейского суда по правам человека. Надо сказать, что если вы станете читать, оно большое и сложное, но не дурное, хорошо написанное решение Конституционного суда, то вы увидите, что там ни в одном пункте не поставлена под сомнение обязательность для Российской Федерации исполнения решений Конституционного суда. Обсуждается вопрос о пределах или поле усмотрения российского Конституционного суда и российской власти выбирать те меры, с помощью которых в национальной правовой системе обеспечивается исполнение решений Европейского суда. Хотя это для всех нас так чувствительно, что первое, на что мы реагируем - "Ах, как же это так? Конституционный суд хочет присвоить себе право решающего голоса в ответе на вопрос – исполняет Россия или нет". Ни одна страна, это я подчеркиваю, входящая в Совет Европы, являющаяся страной, признающей юрисдикцию Европейского суда по правам человека, ни одна никогда не заявила, что она вообще не будет исполнять это решение. Или что она рассматривает их как необязательные.

Посмотрите, никто в политической элите не осмелился, кроме, я бы сказала, политических маргиналов, ставить вопрос о том, что России нужно выйти из договора. Пальчиком погрозить мы любим: "А вот мы можем выйти". Да можете ли вы выйти? Чем это кончится? Если мы говорим всегда, исходя из российской конституции, что народ России является единственным источником власти и носителем суверенитета, то я тогда предлагаю, хотя это очень популистски, нарочно я делаю, давайте спросим у народа, а он хочет, чтобы ему не разрешили ходить в Европейский Суд защищать свои права?

А российский народ уже очень освоил закрепленную Конституцией процедуру обращения в Европейский суд по правам человека. И эта процедура на конституционном уровне признается как основание для пересмотра российских решений.

В.М.: Народ вряд ли захочет отказываться от такой опции.

Т.М.: Вряд ли он захочет от этого рубежа защиты своих прав. Правда? И вот это сразу же делает понятным, а может ли власть независимо от такой воли народа иметь эти эффективные средства правовой защиты, позволить себе взять и выйти.

В.М.: Тамара Георгиевна, у нас, к сожалению, время подходит к концу. И я хотела бы перейти к финальным вопросам. Вы в одном из своих интервью сказали, что ваша профессия была долгое время неким инструментом власти. Вы имели в виду, вероятно, советское время.

Т.М.: Да. Не моя личная профессия, а вообще юридическая профессия, как и право вообще, считалось инструментом для реализации власти.

В.М.: Сегодня таковым инструментом является эта профессия?

Т.М.: С точки зрения декларируемого статуса судебной власти – ни в коем случае. Я безусловно исхожу из реальности. Вообще, вы знаете, должное и реальное всегда находятся в некоторой вилке. Они не совпадают. И на самом деле деятельность представителей юридической профессии направлена на то, чтобы сокращать этот разрыв. Конечно, такой разрыв существует. И попытки задействовать судебную власть на стороне какой-нибудь другой власти не прекращались никогда.

В.М.: Тамара Георгиевна, какими качествами сегодня должен обладать тот, кто хочет заниматься юридической деятельностью?

Т.М.: Я считаю, что юридическая профессия имеет много положительного и много отрицательного. Положительное в юридической профессии состоит в том, что человек, свято верящий в идеалы права, может равняться именно на них. И это самого человека, принадлежащего к этой профессии, поднимает.

В.М.: А отрицательная?

Т.М.: А отрицательная заключается в том, что, равняясь на идеалы права, он во многих случаях попадает в ситуацию, когда он может потерять возможность заниматься этой своей профессией, потому что ясное дело, что он кому-то не угождает. Потому что это перетягивание каната существует в реальной жизни. Власть хочет иметь суд на своей стороне. А суд не должен быть на стороне власти. Он должен быть на стороне справедливости.

Спасибо! Всем добрый день! Я действительно уже начинаю привыкать к этому залу и ко многим лицам, которые здесь бывают не один раз, и благодарна этой аудитории, потому что она всегда показывает себя как очень заинтересованная в том, чтобы больше знать о праве, о российской правовой системе и болеет душой за удачи и неудачи в нашем правовом развитии.

Я сама выбрала такую тему - состояние российской судебной системы. Мне кажется, что она теперь актуальна, поскольку она больше не просто тема для учебников - в учебниках много про это написано - теперь это и тема для нашей повседневной нынешней оценки того, что происходит в нашей стране. Не в этой, а в нашей стране.

И эти процессы, которые происходят внутри нашей судебной системы, они часто скрыты от людей. На поверхности мы можем видеть иногда только отдельные черты или признаки происходящего, в то время как значение того, что совершается в, казалось бы, безразличной для жизни каждого из нас области существования судов, судейского статуса, организации судебных органов, не всегда ясно. Между тем, тезис, который уже был озвучен - значение судов, судебной системы вообще в развитии страны - он уже не нов и давно у всех на слуху. Без судебной системы невозможно ни экономическое развитие, ни чувство защищенности каждого из нас, без судебной системы государство не может быть ограничено в его вечных и повсеместных стремлениях наращивать властные полномочия и узурпировать власть в определенных руках, олицетворять ее в определенных лицах вне всяких процедур контроля со стороны общества.

Функции такого контроля исполняет суд. Поэтому его судьба не может быть безразлична ни обществу, ни власти. При этом, общество и власть зачастую находятся в состоянии перетягивания каната, что, конечно, понятно, ведь каждой стороне хотелось бы добиться, чтобы судебная система отвечала представлениям одной из этих сторон, а они, эти представления, оказываются разными. Мне хотелось бы, не потратив слишком много времени на изложение и оставив побольше времени для дискуссии, для ваших вопросов и реплик, начать с актуальных процессов, которые происходят в российской судебной системе.

Очень не хочется начинать с резкого тезиса, но без него, очевидно, нельзя сконцентрировать внимание общества на том, что действительно происходит с судами. Он заключается в том, что российская судебная система разрушена.

Тогда надо себе представлять, в чем состояли контуры и содержание всей деятельности здания, которое составляли собой российские суды, чтобы понять, сохранилось ли от этого что-нибудь и оценить, права ли я в своем печальном тезисе.

На самом деле суд - это не все что судит. Если исходить из концепции европейского права прав человека, международного права прав человека, суд - это автономное понятие. Это общепризнанная вещь, потому что судом можно назвать что угодно, но отвечать действительно сути этого явления будет только такой орган, который сам характеризуется совершенно непременными признаками и организации и существа деятельности судебной системы. Если орган, называющийся судом, этим признакам не отвечает, значит его нет.

С этой точки зрения мне кажется очень важным, чтобы мы с вами вместе вспомнили, а что это за признаки. Во всех беседах о суде, мы часто говорим, почти не задумываясь, о независимости суда. Независимость суда - это категория не теоретическая, а такая, которая каждый день находит или не находит выражение в конкретных нормах закона, в конкретном поведении людей, в конкретном отношении власти к тому, что представляет собой суд, что он должен делать и как он ею используется.

Известен случай, когда к немецкому императору, который признал независимость суда, на следующий день пришли его вассалы и сообщили, что один из его подданных выиграл у него спор по поводу земли в суде. В ужасе прибежал этот подданный и спросил: «что же мы теперь будем делать?». И этот великий император - он именно поэтому называется великим - ответил: «будем выполнять!». То есть отдадим землю в конкретном земельном споре тому, кому она принадлежит по решению суда. Такое отношение власти к суду - это, конечно, то, о чем мы все мечтаем. Но именно это есть выражение судейской независимости и судейской самостоятельности. Для того, чтобы обеспечить такое положение суда, недостаточно одной только декларации.

Надо сказать, что наша с вами Конституция обозначает все необходимые атрибуты, которые должны были бы сделать российский суд именно таким - независимым и самостоятельным, выполняющим роль противовеса двум другим ветвям власти, потому что так записано в российской Конституции, и выполняющим свою миссию охранять при этом права человека, потому что права человека, защита которых определяет содержание деятельности законодательных и исполнительных органов власти России, обеспечивается правосудием. И это должно всегда выступать главной целью правосудия. Это его основная ценностная ориентация, а вовсе не обязанность суда, как некоторые пишут, применять закон, как он написан и как он понят, притом что непонятно, кто стоит в качестве посредника между тем, кто писал и тем, кто понял. Нет, не диктатуру закона он обеспечивает, он обеспечивает права и свободы людей. И вообще это цель принципа разделения властей: этот принцип провозглашается не для разделения труда, физического или интеллектуального, а для того, чтобы обеспечивать ограничение законодательной и исполнительной власти, когда она преступает то, что провозглашено в качестве прав и свобод.

Российская Конституция закрепила высокий статус судей, включив туда, наряду с независимостью, такие гарантии как несменяемость, иммунитет, неприкосновенность судьи. Но в действительности законодательство, развивающее эти конституционные нормы, довольно давно содержит такие положения, которые реально препятствуют суду в том, чтобы реализовать свой конституционный статус. Это не явление последнего времени. Буквально с первых же случаев применения российской Конституции, принятой в 1993 году, предпринимались шаги, которые свидетельствовали о том, что законодатель отступает от провозглашенных Конституцией принципов.

Приведу пример. Российский судья, который должен был пребывать на своей должности до возраста отставки, установленного законом, вдруг оказался в положении чиновника, которого сначала принимают на работу в суд на время для того, чтобы в течение этого срока - сначала 5 лет, а потом 3 года - посмотреть, а годится ли он судебной системе или не годится. Те, кто назначили его, три года за ним наблюдают и говорят - нет, мы не назначим его пожизненно. Сколько ни писал Конституционный суд, что, если это испытательный срок, должны быть предъявлены какие-то отрицательные качества этого человека, выражающиеся в его действиях, судебная система постоянно изгоняла в массовом порядке так называемых судей-трехлеток по одному простому основанию: закончился трехлетний срок первоначального назначения. И даже обжаловать это было нельзя.

У нас часто бытует такое мнение, что судьям можно все. Что существует вседозволенность, позволяющая судье делать все, что он хочет. Это совершенно неверная картина. У судьи прав защищать себя меньше, чем у любого гражданина. Куда он пойдет? Конечно, так должно быть, чтобы он мог защищать свои права в суде, но этой возможности у него нет. С жалобами на действия власти судья может обратиться только к органам судейского сообщества. Органы судейского сообщества - это еще одно наше замечательное начинание, которое было абсолютно искажено, когда формировалась наша судебная система. Органы судейского сообщества, состоящие из судей на две трети (что очень много по международным стандартам), формируются и организуются таким образом, что они оказываются в зависимости от судейской бюрократии. Они формируются при вышестоящих судах субъектов Российской Федерации, которые их содержат, в том числе обеспечивают их помещениями, канцелярскими принадлежностями. И это немаловажно, потому что председатели этих судов являются главными инициаторами производства против судьи, который не устраивает вышестоящие инстанции - необязательно потому, что он плохо судит или нарушает закон, но любому поводу.

Допустим, судья высказался в отношении какого-то судебного акта, с которым он не может согласиться и считает его не соответствующим ни принципам, ни закону, который должен быть применен при рассмотрении дела. Ему говорят: это некрасиво, ты подрываешь таким образом авторитет судебной власти и судейской должности . Защита, конечно, тоже имеет место, но и тут мы пошли по пути разрушения даже тех способов защиты, которые сами же и учредили, считали своим достижением. Например, у нас не так давно был создан специальный судебный орган, дисциплинарное судебное присутствие, куда судья, которого коллеги считают необходимым удалить из судебной системы (чтобы не выделялся в том числе) мог обратиться в это дисциплинарное судебное присутствие, которое обладало только одним полномочием - решать вопрос о законности смещения судьи с должности. И надо сказать, оно судей часто восстанавливало. Но теперь судебное присутствие устранено, его больше нет в судебной системе. Теперь дела по жалобам судей в связи лишением их статуса будут рассматриваться в Верховном суде Российской Федерации, в особой Дисциплинарной коллегии. Это, конечно, не повышает гарантий защиты для судьи.

Шаги по снижению судейского статуса предпринимались в России постоянно на всем протяжении действия Конституции, установившей такой высокий статус судьи. Они касались разных аспектов. В свое время был принят федеральный закон, о том, что судьи, которые до этого назначались на свою должность пожизненно в прямом и непосредственном смысле этого слова, то есть до момента естественного ухода из жизни или до момента добровольной отставки, будут назначаться до возраста 65 лет. Этот закон пришел даже экспертизу в Венецианской комиссии, которая сказала, что да, законодатель вправе устанавливать 65-летний или любой другой возраст отставки. Но Венецианской комиссии не были предоставлены все сопровождающие этот закон документы, в том числе акты о введение его в действие, где было написано, что положения этого закона распространяются отнюдь не на будущих судей, которые будут назначаться уже по этому закону до достижения возраста отставки в 65 лет. Они будут распространяться на всех действующих судей, которые ранее приобрели свой статус совсем на других основаниях. Таким образом, мы получили первую чистку в судебной системе. Через некоторое время, менее чем через пять лет, законодатель, удалив всех, кого он не хотел видеть в судебной системе, одобрил повышение возраста отставки до 70 лет. Таким образом, мы видим, что развитие законодательства пошло в таком ключе, что законодатель может устанавливать статус судьи и менять его как хочет в том отрезке времени, в котором конкретный судья уже исполняет свои функции.

Такие изменения в статусе мы видели потом многократно, причем такие изменения у нас, юристов, иногда именуются «законом одного судьи». Много законов о судебной системе подпадают под такую категорию. Начало им было положено, когда на пять лет были сделаны бессрочными полномочия судьи Конституционного суда, а потом закон этот был отменен с такой оговоркой, что он продолжит действие для тех судей, которые на протяжении действия этого закона достигли 70-летнего возраста. Такой судья был один - в российской судебной системе и в Конституционном суде. Потом уже в последние годы, в 2010 году и в 2013 году нормы аналогичного характера, когда законодатель говорит, что возраст отставки не действует для такого персонажа, как Председатель Конституционного суда Российской Федерации. Через некоторое время возраст отставки перестал распространяться на Председателя Верховного суда Российской Федерации и все мучительно думали, почему это не коснулось председателя третьего высшего суда - Председателя Высшего арбитражного суда - объясняя себе это внутренне молодым возрастом этого руководителя. Но оказалось, что объяснения надо было искать в последующих действиях законодателя, который вообще решил отказаться от существования Высшего арбитражного суда.

Ну, может быть и это не так страшно. В конце концов. Но дальше была ликвидирована важная норма, которая обеспечивала сменяемость председателей всех нижестоящих судов страны. Она заключалась в том, что человек, назначенный председателем суда, мог быть назначен повторно на эту должность, но не более чем два раза. Теперь уже в прошлом году и эта норма отменена: сохранилось положение о возможности повторного назначения, но оговорка о не более чем двух раз исчезла. Поэтому теперь мы получили назначение председателя Московского городского суда, я бы сказала, теперь на неограниченный срок, потому что никаких рамок для волеизъявления лиц, назначающих председателя суда, не установлено. Но, что еще хуже, уйдя от порядка назначения пожизненного председателя, мы создали такой, при котором каждые шесть лет его судьба может решаться теми, кто его назначает. Представляете, как себя хорошо должен вести председатель каждого суда, чтобы в следующий раз получить это, естественно желаемое для него, назначение?

Вот такое размывание того, что должно было обеспечивать особый статус судей, оно продолжается. А ведь этот статус, которые многие называют вседозволенностью, как разъяснял уже Конституционный суд, не является личной привилегией судьи. Это привилегия граждан, которые нуждаются в независимой судебной защите. Потому что если судья не защищен сам, то как он может защитить права граждан, не обращая внимания на то, чего хотят представители другой власти или даже просто представители такого клана, который все решает в судах с помощью механизмов коррупции? Не защищен судья ни от чего этого.

Ко всеобщему огорчению юристов судебная система получила заключительный или, можно сказать, решающий удар с принятием закона о поправках в Конституцию Российской Федерации, согласно которому в Российской Федерации появился новый орган. Я сразу хочу сказать, что речь идет о Верховном Суде Российской Федерации. Но в то же время, надо сказать, что речь не идет о том, что называлось в непрофессиональной печати «объединением высших судов». Ведь объединение высших судов позволяет даже выделить в этом вопросе какую-то положительную составляющую, ведь он мотивировался таким благим намерением (точнее, изображением благого намерения), которое звучало следующим образом: право должно применяться единообразно, практика должна быть единообразной, а единообразная практика лучше обеспечивается одним органом. Потому что как Высший арбитражный суд, так и Верховный суд рассматривали дела одинаковых категорий (мы сейчас не касаемся уголовных дел): и гражданские, и административные дела рассматривались и в одной, и в другой судебной системе. На самом деле, единообразная практика прекрасно формировалась пленумами каждого из этих судов, а в случаях, если между ними возникали какие-либо противоречия, мог быть созван, в соответствии с недавно принятым законом о судах общей юрисдикции, совместный пленум двух судов. Чего еще можно желать? Представить себе, что все то многообразие дел, рассматривающихся в двух системах, в одном пленуме могут обсуждаться с такой же тщательностью и такой же эффективностью всегда и постоянно, очень трудно, а для решения специальных задач это можно было бы делать.

Пожалуй, последнее, что я хотела бы добавить к этой картине, с моей точки зрения, подпадающей под тезис о разрушении или разгроме российской судебной системы, это вопрос опять-таки статуса судей, но статуса судей именно высших судов страны. В соответствии с указанными законами в России создан объединенный суд. Он вовсе не объединяет в себе два корпуса судей, ранее входивших в состав высших судов, потому что не все судьи Высшего арбитражного суда и не все судьи Верховного суда вошли в состав нового Верховного суда. Самой разрушительной с моей точки зрения оказалась процедура отбора судей в этот новый суд. Процедура отбора судей в высшие суды установлена специальным законодательством, она соответствует конституционным принципам, она не менялась сама по себе, она сохраняется, регулирующие ее акты продолжают действовать, и она никогда не допускала, чтобы судья, назначенный на должность Президентом страны, а тем более Советом Федерации, мог лишиться своих полномочий без установленных законом оснований. А такие основания точно перечислены в законе и они достаточно простые и естественные, потому что если судья утратил гражданство, или стал заниматься предпринимательской деятельностью или он заболел и не может работать, пропал без вести или осужден приговором суда - элементарные, понятные основания, которые достаточно легко устанавливаются - то тогда ясно, что он не может оставаться в статусе судьи. Была, однако, среди указанных положений и специальная оговорка о том, что лицо может быть лишено статуса судьи, если его поведение и поступки несовместимы с высоким статусом судьи и не соответствуют авторитету судебной власти. Абсолютно оценочная категория, которую могли применять и применяли как угодно.

Я могу привести вам пример одного судьи областного уровня, который защитил себя от увольнения по этому основанию, обратившись в Конституционный суд, а проступок его состоял в том, что на закрытом заседании органа судейского сообщества - совета судей области - он выступил с критикой процедур использования финансовых средств в качестве дополнительных выплат судьям, которые распределялись председателем суда области. Его жалобы поддержали, сказали, что это не основание для увольнения. Но это хотя бы позволяло проверить эти основания и их конкретное применение.

Теперь же при сохранении всех тех оснований для увольнения судей, был принят новый закон - я его называю чрезвычайным. По тексту он называется законом о специальной квалификационной коллегии судей, которая была создана как временный орган на шесть месяцев для того, чтобы «проверить» судей высших судов на предмет того, могут ли они оставаться судьями высших судов. Ну это кардинальное нарушение принципа несменяемости. Как должны относиться другие судьи к такому игнорированию статуса судьи по отношению к судьям высших судов? Понятно, что и с ними никто никогда при таком положении не посчитается. Более того, эта специальная квалификационная коллегия получила правомочия не рекомендовать на должность судей тех из них, которые уже достигли 65-летнего возраста, притом что возрастной рубеж для занятия должности судьи оставался прежним - 70 лет. То есть большего произвола представить себе нельзя, если не посмотреть на практику применения этих норм. Вот там мы можем наблюдать абсолютную, я бы сказала, разнузданность, потому что спецколлегия, которая вела себя очень вежливо, говорила судье, что его деятельность заслуживает всяческого поощрения, что он рассмотрел столько-то дел в период своего судейства, что все они рассмотрены правильно, что у него даже нет отмененных решений, но рекомендовать его не могут. А почему? На каком основании? Основания в законе нельзя найти, в документе нельзя найти, а в сведениях, которые в отношении каждого судьи предоставлялись спецслужбами - можно. А какие это сведения? Очень разнообразные, их даже перечислить было бы трудно в законе. В отношении кого-то говорили, что кто-то из его родственников - сын, дочь, супруг - работает в судебной системе. Неважно где - на Дальнем Востоке, Сахалине или еще где-то, но в судебной системе. Это, говорили ему не годится, у вас конфликт интересов. Какой конфликт интересов? Есть процессуальные правила, которые, если в деле участвует какой-либо судья, применяются, и если в этом деле обнаруживается, что судья рассматривает дело, где в качестве других участников могут оказаться какие-то люди, не безразличные ему, то судья удаляется из этого состава, ему заявляется отвод. Но этот процессуальный способ регулирования ситуации никого не устроил, решили кардинально - удалять судью как такового. Я хотела бы обратить внимание, что такая практика означает дискриминацию по роду занятий или для члена семьи или для судьи высшего суда, который не мог далее продолжать работу в этом органе. Но это только один случай. А если кто-то из его родственников работает адвокатом? Такой запрет не сформулировал в законе. А если он когда-то в доисторические времена поменял фамилию или имя - это тоже упречное основание и его удаляли. Не говоря уже о том, что если у него есть дальние родственники, с которыми он не знаком, которые имели судимость или занимаются мелким предпринимательством, неизвестно в какой стране и в каком месте, его тоже не допускали до осуществления своих функций. В результате мы получили высший суд, который не мог быть сформирован в течение отведенных шести месяцев. Из уголовной коллегии Верховного суда, в которой должно работать 60 судей, оставлено только 30. При этом на эти 30 должностей теперь уже занятых, необязательно назначались судьи Верховного Суда. И вообще среди судей Верховного суда появились и такие, которые никогда раньше в судебной системе не работали, которые теперь впервые сдавали экзамен на должность судьи и впервые приобретали право баллотироваться на должность федерального судьи.

Сказать, что этими средствами может обеспечиваться единство практики, сложно. Но какие цели достигнуты, представить можно. Судьи находятся в таком положении, что ни одно слово не может вылететь из их уст без, скажем так, цензурирования со стороны внешней или со стороны своего собственного внутреннего цензора. Главная цель судьи - обеспечение прав и свобод - устранена. Главной целью судьи теперь является нечто совершенно другое: страх за свое место. Спасибо.

БОРИС ГРОЗОВСКИЙ: Спасибо огромное за прекрасное, как всегда, выступление. Два вопроса. Заранее прошу прощения, если они неправильные. Неправильность первого может быть обусловлена тем, что двадцать лет назад я не очень интересовался реформой судебной системы. Вопрос следующий. Почему так получилось, или, по крайней мере, в общественном сознании так запечатлелось, что о судебной реформе стали говорить только на рубеже девяностых-двухтысячных, когда Дмитрий Козак пришел в правительство? Почему не было серьезных попыток в первой половине и середине девяностых, хотя вроде бы и в гайдаровском правительстве, и в окружении Ельцина было некоторое количество хороших юристов? А вопрос второй, может быть еще более неправильный. Понятно, что все вещи, связанные с правами судей, с интересами судейской корпорации как единого целого, понятно, что все это очень важно, но не происходит ли такого, что вообще судейское сообщество чересчур увлекается защитой своих прав и из-за этого отторгает, или отторгало, по крайней мере раньше, множество реформаторских предложений? Таким образом, получается, что судейскую корпорацию сложно реформировать извне - это сплоченная корпорация с четко прописанными правами и так далее - а изнутри всем себя реформировать очень сложно, и судьям в том числе. И в качестве иллюстрации этого второго вопроса, понятно, например, что очень сильно всех судей возмущала замена Вениамина Яковлева на Антона Иванова в Высшем арбитражном суде, но оказалось, что он сделал массу полезных вещей. Может быть, тут есть какая-то проблема?

Т.М.:
Хорошие вопросы, коротко на них можно ответить, но надеюсь, что ясно. Это неверно, что во времена начала девяностых не было ничего сделано для судебной реформы. Как раз именно тогда все было сделано для судебной реформы, и то, что тогда было сделано, нашло свое закрепление в Конституции 1993 года, в которой без этих усилий не появились бы характеристики суда, которые принадлежат ему как автономному учреждению для противовеса другим властям. Эта реформа началась на основе постановления Верховного совета РСФСР еще, это было впервые в российской практике, во времена гайдаровского правительства, что высший законодательный орган страны признал необходимость реформы, а кроме того было принято постановление, одобрившее разработанную концепцию судебной реформы, которая в дальнейшем и начала до двухтысячного года достаточно эффективно воплощаться в российском законодательстве. Судьи тогда действительно радовались, что они становятся подлинно независимым органом. Вы знаете, я часто вспоминаю, как одна немецкая судья в низовом немецком суде, похожем на наш мировой суд, когда-то сказала мне о своей удовлетворенности своей работой следующим образом: «я действительно независима». Вот и наши судьи радовались своей независимости.

Ушел контроль со стороны местных советов, куда они ходили для переназначения каждые пять лет, а потом десять лет, и таскали под мышкой папки дел для контроля, ушел такой фактор, как рекомендации судей партийными органами на выборах - всеобщих, равных при тайном голосовании, когда кандидат выдвигался один, и непонятно даже, как люди могли знать, что это за кандидат - но это происходило каждые четыре года, а потом каждые пять лет. Все эти вещи ушли, в соответствии с концепцией судебной реформы 1992 года и упомянутого постановления. Были приняты важнейшие законы: закон о статусе судей в 1992 году и в 1996-м - Федеральный Конституционный Закон «О судебной системе», хороший закон, не очень подробный, рамочный, но его надо было принять. Заслуга этого закона заключается в том, что он установил: судебная власть на всей территории страны, независимо от того, на территории какого субъекта работают судьи, имеет одну задачу - обеспечивать единый стандарт справедливого правосудия. Это очень важно. Все эти акты были приняты тогда, до двухтысячного года.

Это была полномасштабная судебная реформа. Тогда же начал внедряться и суд присяжных - сначала только в десяти регионах страны, постепенно число регионов росло. С двухтысячного года - Вы правильно упомянули имя Дмитрия Николаевича Козака - началась контрреформа. Вот ее и представляют почему-то реформой. Но ведь кто это делает? Это ведь делает власть. Вот она ее и представляет реформой. Так же как сейчас то, что происходит, называется экономической реформой, а годы до двухтысячных, девяностые-лихие, представляются разгромом всей экономики. В то время как все экономисты знают, что в ту пору доставшаяся реформаторам девяностых экономика была на грани полного краха, когда надо было ввозить уже хлеб из-за границы, не говоря уже о том, что полки были пустые и товаров не было никаких, не только промышленных, но и просто продовольственных. Об этом все забыли и говорят - мы теперь только начинаем восстанавливать экономику, возвращаем туда государственный контроль, воссоздаем государственные предприятия, вот это и есть правильное развитие. Это, естественно, диктуется политическими интересами.

Теперь насчет защиты своих прав судьями. Вы знаете, когда органы судейского сообщества создавались, это была одна из их целей - защищать права судей. В первые годы их работы, судьи, почувствовав какую-то свободу и эйфорию от этого, не давали никого из судей преследовать, например, в уголовном порядке. Мне приходилось читать лекции только что начавшим работать членам квалификационных коллегий судей, которые давали разрешение органам следствия привлекать судей к уголовной ответственности. Они говорили: нет, не дадим. Я им долго объясняла, что их задача совсем не в этом, а в том, чтобы посмотреть, не продиктовано ли возбуждение дела против судьи лишь желанием с ним поквитаться. Но это было только в первый момент. Потом уже судьи никогда не защищали, как говорил классик, «своих негодяев» .

А вот что касается изменений законодательства, регулирующего деятельность судебной системы и судов, то тут есть несколько факторов. Во-первых, за высшими судами была сохранена законодательная инициатива, то есть они могут быть авторами проектов законов, которые направлены на регулирование их статуса и деятельности. Понятно, они же лучше всего знали проблемы статуса и деятельности судов, но законы-то принимает парламент. Но парламенту было сложно работать с такими проектами, там, как известно, мало юристов, кого-то надо было слушать. Я же всегда говорила, что законодательная инициатива у высших судов есть явное нарушение принципов разделения властей, суды не должны обладать таким правом.

Хочу только возразить только одному тезису, который прозвучал в вопросе. Извне изменить судебную систему можно. Но когда меня спрашивают, что нужно, чтобы эти изменения произошли - в русле демократических представлений о том, каким должен быть суд - я говорю, что единственное, что необходимо, это желание власти иметь независимый суд. Но власть этого желания не выражает, она принимает законы, которые ущемляют такой статус судей. А вот изнутри - конечно, менять себя трудно. Но тоже есть способы, которые могли бы быть простимулированы законодателем, но они законодателем подавляются. И главный из этих способов я назову: это процедура избрания главы высшего судебного органа, в одной или в другой отрасли судебной деятельности, он должен избираться самим судейским корпусом. Тогда у нас бы не было пожизненных председателей ни в одном суде, тогда бы не ушел Вениамин Федорович Яковлев, может быть. Хотя по-моему он ушел по возрасту, а не просто потому, что ему нашли замену. Должна вам сказать, что когда человек уходит по возрасту, это тоже вызывает сожаление, если это человек с таким заслугами, какие были у Вениамина Федоровича Яковлева. Это ведь он создал арбитражные суды из системы ведомственного государственного арбитража, то есть системы органов исполнительной власти, которые позволяли себе решать хозяйственные споры. Но у нас хозяйственные споры мог решать кто угодно. Например, Верховный Совет, одобривший концепцию судебной реформы, вскоре после этого мог рассматривать спор между журналистским коллективом «Известий» и государством. То есть до принятия Конституции 1993 года мы жили вот с таким разделением властей. Хотя это никакое не разделение властей.

АНТОН ПЕТРОВ: Тамара Георгиевна, спасибо огромное за выступление. Я сам юрист, у нас ходили слухи, что, когда создавался Суд по интеллектуальным правам, единственным реальным критерием отбора судей, по которому было волнение, было наличие жилья в Москве. Собственно говоря, после этого можно говорить о том, какой статус будет, возможно, у Суда по интеллектуальным правам. У меня такой вопрос. Не кажется ли Вам, что проблема, на самом деле, глубже и шире? На самом деле, многие молодые юристы - я знаю, потому что сам таким являюсь - чувствуют, что кризис очень обширен, что он касается не только судей, он касается и адвокатуры, и репутации, и правовой науки, которая сейчас не существует. Единственный островок репутации в России - это международные юридические фирмы, которые обеспечивали качество работы на международном уровне, которые имели, что называется, «чистые руки» именно потому, что они не участвовали в судебных спорах на территории России. И именно им сейчас, возможно, не дадут работать. Не кажется ли Вам, что проблема еще глубже, что она лежит в особенностях российского права, которое было рецепиировано из Германии в таком виде, в котором оно оставляло любому субъекту правотворчества полную свободу рук, так называемое «чистое учение», и что на такой базе нельзя построить что-нибудь нормальное в современных условиях? Даже в самой Германии эта система изменилась, а у нас она осталась в том виде, в котором была в Германии в XIX веке. Спасибо!

Т.М.:
Вы знаете, я с очень многим соглашусь из того, что Вы сказали. Кроме этого последнего тезиса. Не у нас немецкая основа. У них наша основа. Потому что наши уставы, которые были приняты при Александре Втором, составили ту концепцию (и тексты даже быть взяты в Германии), которая была положена в основу германского Уголовного уложения, Устава уголовного судопроизводства, которые действуют в Германии до сих пор. Хотя и, как Вы правильно сказали, со многими изменениями. И я думаю, что в Германии они не привели к таким тяжелым последствиям, как у нас. У нас же эта система не сохранилась. Система, которая была введена в правление Александра Второго, наша, отечественная система, не американская, ни английская, ни немецкая, наша собственная - не сохранилась. Хотя она была построена и создана изумительными юристами и действительно хорошо действовала. Но в то время страна пришла через двадцать лет к этапу контрреформы, как и сейчас. Это исторический факт.

Спасибо Вам за то, что Вы в своем вопросе высказали такую зрения, которую я выражаю уже приличное количество лет. Она заключается в том, что мы сталкиваемся в России с таким явлением, которое можно назвать кризисом права. Кризис права действительно распространяется и на кризис юридической профессии, и на кризис юридической науки, и на кризис законодательства. На все эти области распространяется этот кризис. Кстати, мы имеем и кризис правового просвещения. Если мы имеем в виду наших граждан как рецепиентов правового просвещения, то их правовое сознание чудовищно искажено . Им все время внушают мысль, что они страдают правовым нигилизмом, в то время как правовым нигилизмом страдает власть. А люди приспосабливаются к условиям, когда, вместо того чтобы на законных основаниях воспользоваться своим правом, им приходится еще и заплатить. Вот и все. Конечно, это не вызывает уважения к закону, не говоря уже о праве.

Этот кризис делает юридическую профессию - боюсь употребить резкое слово, потому что это очень любимая мной профессия - такой, что юрист современной России все время вынужден думать о том, как ему продолжать оставаться юристом. Вот в чем дело.

Я знаю много адвокатов, которые ушли из адвокатуры, потому что они не хотели работать по почтовому ведомству. Я знаю о попытках принятия нового закона об адвокатуре, обсуждаемого совершенно келейно где-то в недрах министерства юстиции, который не представлен юридическому сообществу и где предполагается превратить адвокатуру в коммерческое учреждение, хотя адвокатская деятельность - не предпринимательская деятельность, она не направлена на извлечение прибыли. В нем также предполагается распространить на коммерческие адвокатские структуры льготное налогообложение, которым пользуется теперь адвокатура. И это тоже предлагается. Представляете себе? Предпринимательская деятельность при льготном налогообложении! Да, это все есть часть нашей жизни.

Я могу привести Вам другие примеры. Бастрыкинский закон о необходимости введения в уголовное судопроизводство принципа достижения объективной истины, который должен воплощаться в том, что абсолютно все, включая суд, должны устанавливать истину любой ценой. А любой ценой - это что значит? Это значит добиваться признания, это значит суд будет искать обвинительные доказательства, значит он будет побуждать органы обвинения продолжать обвинение. Это то, что идет вразрез со всем, что мы с вами накопили положительного. Это, если вспоминать старого писателя Юрия Домбровского, факультет ненужных вещей, который включает в себя все правовые принципы, свойственные демократическому обществу. Так что я абсолютно с Вами согласна, да, такой кризис существует.

СТАНИСЛАВ СТАНСКИХ: Уважаемая Тамара Георгиевна, хотелось бы поговорить и о Конституционном суде. Ну что касается нашего Конституционного суда, то в условиях авторитарного политического режима все более-менее ясно, к тому же нельзя рассматривать роль Конституционного суда в отрыве от общего контекста разгрома судебной системы, о чем сейчас Вы говорили. Мой вопрос носит скорее теоретический характер. Конституционный суд считает, что он не имеет права рассматривать конституционность конституционных поправок. Однако в Конституции закрепляются, что никакие изменения в Конституцию не могут противоречить…

Т.М … Ну вы уже ответите на свой вопрос, я не буду на него отвечать.

СТАНИСЛАВ СТАНСКИХ: Нет, я сейчас скажу, основам конституционного строя. Допустим, конституционной поправкой, а они все мрачнее и мрачнее, с точки зрения принципов разделения властей, верховенства права и так далее, закрепляется, что Президент РФ избирается пожизненно. Понятно, что это противоречит принципам народовластия и республиканской формы правления. Мой вопрос касается того, как выйти из этого правового тупика. Разве граждане не вправе рассчитывать на справедливое конституционное правосудие и на реализацию своего права на судебную защиту в этой ситуации? Спасибо.

Т.М.:
Спасибо, это конечно очень профессиональный вопрос. Я вообще Станислава очень уважаю, у него юридические позиции в его исследованиях о конституционном правосудии, конечно, заслуживают всяческой поддержки.

Ответ на этот правильный вопрос уже обозначен, я просто продолжу немного эту тему. Конституционный суд создан для охраны Конституции. Сама Конституция, ее текст, содержат несколько решающих положений для того, чтобы эта охрана была реальной. То есть, чтобы Конституционный суд мог противостоять конституционному законодателю. Кто у нас конституционный законодатель? Это такой законодательный корпус, который вправе вносить поправки в Конституции. В Конституции сказано, что ничто в ней не может противоречить положениям первых двух глав - это положения об основах конституционного строя и правах человека. Это тезис номер один.

Если кто-то хочет изменить текст Конституции в противоречие с этими двумя главами, то ему нужно обратиться к другой процедуры - созвать Конституционное собрание, вынести на его рассмотрение проект Конституции и так далее. Но Конституционный суд, когда он проверяет конституционность любых нормативных актов или когда он дает толкование Конституции, он исходит из положения Конституции о том, что положениям об основах конституционного строя не могут противоречить другие положения Основного закона. Он вынужден проверять положения всех других глав и статей на соответствия положениям первых двух глав Конституции. Почему? Потому что он должен истолковать положения других глав в строгом соответствии с этими основным положениями. Соответственно, если вносится федеральный конституционный закон о поправке в Конституцию, а федеральный конституционный закон может проверяться Конституционным судом на соответствие Конституции (а такие случаи имели место), то, как минимум, к компетенции Суда относится проверка содержания этого закона о поправке в Конституцию первым двум главам, и это отрицать нельзя. Я должна сказать Вам одну важную вещь: для конституционной юрисдикции в любой стране, не только у нас, принципиально, что конституционная юрисдикция сама определяет свою компетенцию. Это решающий тезис. Потому что никто больше не может определить компетенцию этой юрисдикции. Есть такая важная часть функций конституционных судов - это компетенция по определению компетенции. Это безусловная прерогатива Конституционного суда. Иначе он просто беспомощный исполнитель диктатуры закона.

Поэтому, конечно, Конституционный суд начал во многом ограничивать свою компетенцию. И понятно почему. Конституционные судьи раньше сами избирали свое руководство. И притом каждые три года. Каждые три года девятнадцать членов Конституционного суда получали формуляры с полным списком этих девятнадцати судей и отмечали свои приоритеты: кто им представляется подходящим на должности руководства. По результатам этого рейтингового голосования выбирались три кандидатуры, которые набрали наибольшее число голосов в рейтинге. Дальше, в рамках второго этапа, из трех кандидатур выбирался тот, получал как минимум десять голосов судей. Эта процедура была признана лучшей из всех процедур наделения полномочиями руководителя конституционного суда в мире. Мы мечтали распространить ее на все суды. И таких предложений было много. Но это предложение не прошло. И в самом Конституционном суде эту процедуру убрали. И не стали выбирать председателя ни в Верховном суде, ни Высшем арбитражном суде, ни в областных, краевых, верховных судах регионов.

А как Конституционный Суд может быть независимым, если им единолично руководит теперь уже пожизненный председатель, которого Президент может назначать сколько угодно раз подряд, но каждый раз на шесть лет? Так, чтобы держать в узде. А чем заканчивается самостоятельная позиция не какого-нибудь судьи местного суда, а судьи Конституционного суда, который, видите ли, высказывал слишком много особых мнений? Чем это кончается? Он бывает вынужден уйти в отставку. Вот и все дела.

Мне вот может быть не очень удобно это говорить в присутствии представителя замечательного города Санкт-Петербурга, но я не могу об этом не сказать - что с переездом Конституционного суда в Санкт-Петербург он утратил свою независимость полностью. И независимость не только внешнюю, потому что внешняя как была, так и оставалась, но внутреннюю: поскольку вся наука в Конституционном суде стала местной. Это первое. А потом посмотрите на назначения. Все последние назначения в Конституционный суд связаны либо с принадлежностью к замечательному городу Санкт-Петербургу, либо с принадлежностью к замечательному Санкт-Петербургскому университету и другим формам взаимодействия с этой правовой школой. Должна вам к своему огорчению заметить, что публичное право в Санкт-Петербургском университете с давним времен, с советских времен, отличалось одной замечательной чертой: это было право, в котором главная роль всегда отводилась принципу законности. Хотя неясно, чем принцип соблюдения закона отличается от простого определения любой нормы как общеобязательного правила поведения.

Даже в Санкт-Петербургской адвокатуре - а там есть прекрасные адвокаты - выработана консолидированная позиция о том, как должен действовать адвокат, защищая в уголовном процессе подсудимого, не признающего свою вину. В противовес московской коллегии, старой, не нынешней, она утверждала, что адвокат в своей адвокатской деятельности должен в первую очередь обеспечивать законность: если он считает, что подзащитный зря отрицает свою вину, то он не может его в этом поддерживать. А это уничтожает, на самом деле, адвокатскую профессию, потому что кому нужен адвокат, который приходит в государственный суд поддерживать интересы государственной законности? Вот и все. Вот истоки изменения, или, я бы сказала, трансформации не только парадигмы Конституционного суда но и его правовой позиций, которые теперь кардинально меняются. Например, в разрез с собственным мнением, выраженным в 1998 году, согласно которому суд не может по своей инициативе активно содействовать стороне обвинения, признал в 2013 году, что суд вправе и должен по своей инициативе требовать от обвинения собирания дополнительных доказательств и предлагать обвинению предъявить подсудимому более тяжкое обвинение, чем то, которое уже предъявлено.

АРТЕМ ТОРЧИНСКИЙ: Многие эксперты, которые здесь уже выступали, говорили, что все их советы не нужны действующей власти. Вот предположим, что власть сменилась, и нужно обеспечить независимость суда,в том числе финансовую независимость, потому что Юрий Михайлович Лужков открыто коррумпировал Московский городской суд, просто выдавая квартиры. Какие меры нужны для финансовой независимости судов, может быть это фиксированный процент, отводящийся на судебную систему в федеральном бюджете? И второй вопрос. В свое время Шарль де Голль провел реформу судебной системы, просто уволив всех судей во Франции и заменив их на выпускников юридических факультетов. Есть ли в России кадровый резерв, необходимый в случае люстрации нынешних судей? Спасибо.

Т.М.:
Начнем с легкого вопроса, насчет финансирования судов. Конечно, есть разные способы обеспечить, чтобы финансирование не порождало зависимости. Какие это способы? Я с этого начала, что финансирование должно осуществляться из средств федерального бюджета, причем на таком уровне, чтобы обеспечить независимость судов. В свое время была позиция Конституционного суда, согласно которой запрещалось секвестировать судебный бюджет. И было положение в акте о ратификации Европейской Конвенции, согласно которому Россия обязалась обеспечить должное финансирование судебной системы, из чего Конституционный суд сделал вывод, что это требование еще не достигнуто (если Россия только обязуется).

Но есть другая огромная опасность. Можно озолотить суды, и это уже сделано. Но можно сделать так, что они при этом будут послушными. Это именно то положение, которые мы имеем теперь. Да, очень хорошая зарплата у судей. Но не у низших судей, не у мировых и не у районных, которых распинают следующим образом: им не дают получать надбавки за достижение определенных квалификационных классов. В районном суде из десяти возможных судья может достигнуть только седьмого. А в мировом суде и того меньше. Раньше это было иначе, то есть здесь развитие идет в обратном направлении. А кроме того, эти классы присваиваются при поддержке председателя того суда, в котором работает конкретный судья.

В мире есть и другие модели финансирования. Они заключаются в том, что никто не распоряжается финансами, которые выделяются суду из бюджета. В Бельгии, например, Председатель Кассационного суда каждый год направляет в парламент страны записку, в которой пишет: «Уважаемый господин Председатель парламента, довожу до Вашего сведения, что на следующий год судебная система нуждается в получении финансирования в таком-то размере». И к этому добавляется короткая, но значимая фраза: «Всегда готов быть к Вашим услугам, в случае возникновения каких-либо вопросов на этот счет».

В других странах закрепляется конкретный процент в бюджете, предназначенный для финансирования судебной системы. А мы что избрали? Мы принимаем уже в третий раз программу развития судебной системы на какой-то срок: сначала на семь лет, потом еще на семь лет и теперь до двадцатого года. Что мы в ней пишем? Выделить судебной системе девяносто больших-больших-больших нулей миллиардов рублей и даже определяется, на что это будет тратиться. Распределяет деньги судебный департамент. Суд конкретный все равно может ничего не получить. Это совершенно другой подход.

Теперь кадровый ресурс. Эта проблема была потрясающе прояснена при формировании нового Верховного суда Российской Федерации. Итак, где взять этот кадровый ресурс, который может заполнить должности даже в Верховном суде? Понимаете, одно дело искать людей, горящих желанием работать в суде, когда судья действительно получает статус независимого, не контролируемого со всех сторон чиновника. Другое дело - это как раз этот второй вариант. Так много людей, которые сейчас хотят пойти на такую работу. Вот, например, в Высшей школе экономики регулярно проводились опросы наших студентов, где бы они хотели дальше работать. Вот представьте себе: раньше они хотели работать в коммерческих структурах, в адвокатуре и в суде, а теперь они хотят работать в государственных органах расследования, прокуратуры, в Следственном Комитете, в МВД и так далее. Потому что там положение чиновника их защищает от того, от чего судья или адвокат не защищены. А потом как представить себе такое количество судей - ни один ВУЗ не сможет подготовить столько народу.

АРТЕМ ТОРЧИНСКИЙ: Вот вопрос и был: есть ли в России потенциал тотальной люстрации судей?

Т.М.: Нет! Более того, он абсолютно подорван даже системой юридического образования. Сегодня юридическое образование разделено на бакалавриат и магистратуру. Если мы возьмем требования к судейской должности, то это как минимум должен быть человек, имеющий степень магистра. Если Вы посмотрите юридические программы и людей, которые обучаются по магистерским программам, то их численность мизерна. Это нельзя сравнить с общим юридическим образованием. Общее юридическое образование у нас теперь в основном получают те, кто не собираются работать по юридической профессии.

Его нет, этого резерва. И его не создают. Вот что страшно. Даже судебную академию мы не могли создать в том виде, в каком она должна существовать в качестве учреждения, готовящего юриста к возможности занятия должности судьи. Судейская академия, Российская Академия Правосудия, она учит студентов и занимается повышением квалификации уже работающих судей. Больше ничего. Она кандидатов не обучает. В свое время, когда ее создавали, в уставе было откровенно написано (это потом вычеркнули), что она создается в том числе целях обучения детей судей. Так у нас обстоит дело с юридическим образованием.

ОЛЕГ ПАРФЕНОВ: Тамара Георгиевна, такой вопрос. Ряд экспертов говорят о том, что работники прокуратуры с большим удовольствием переходят работать в суды. Для многих из них судейская должность - это желаемая должность и они к этому стремятся. Хотелось бы услышать Ваше мнение, насколько это дискредитирует суд и делает возможным справедливое и объективное рассмотрение дел? Спасибо.

Т.М.: Эта проблема более общая, чем то, как Вы ее сформулировали. Надо посмотреть на то, какие контингенты являются, в социальном плане, резервом для занятия судейских должностей. Это очень узкий круг людей. Да, это представители и Следственного Комитета, Прокуратуры, представители МВД. И это еще один разряд - это работники самого суда, которые могут там заниматься протоколированием, делопроизводством, архивом, помощники судей - то есть люди, которые впитали в себя всю атмосферу судейской деятельности, и другого опыта у них нет.

Систем отбора судей в мире существует две. Одна линия - профессиональный отбор. Другая линия - бюрократический отбор. Профессиональный отбор заключается в том, чтобы выявлять в конкретном претенденте его личные качества, которые способствуют занятию судейской должности. Это делается разными способами. Это и большие письменные работы, и тестирование возможности быстро и свободно овладевать юридическим текстом, и подготовка претендентами решений в игровом процессе. То есть это объективные вещи, это не то, что ты мне нравишься, а ты мне не нравишься. Это профессиональный отбор. Кстати, элементы профессионального отбора у нас закреплены, но в чем: в формальных требованиях, не дающих реального представления о человек - стаж работы, высшее юридическое образование. При этом сама по себе магистерская степень, без бакалаврского юридического образования прав на занятие должности судьи не дает. Это ведь тоже не учти, громя нашу систему юридического образования. Откуда брать кадры для занятия судейских должностей?

А для претендентов из следственных органов в некоторых странах вводится профессиональный карантин: они должны проработать не менее года-двух в другом месте, которое избавляет их от сложившихся профессиональных стереотипов - для нас самое главное, от уклона в сторону защиты прав государства, а не гражданина, не только в уголовном процессе, везде. В том числе и в делах об оспаривании нормативных правовых актов. Потому что уклон защищать государство, которое и так имеет достаточно большую массу, чтобы задавить любого гражданина - это не то, что подходит судье. Другой вариант, вместо карантина, это подготовка к судебной деятельности в образовательных учреждениях типа судебных академий, и это у нас как раз не осуществляется.

АНДРЕЙ ЗАХАРОВ: Слушая Тамару Георгиевну, я подумал, какой замечательной будет новая перестройка. Сколько хлама накопит страна, законодательного и прочего, сколько будет свежего воздуха, когда мы все это будем приводить в порядок…

Т.М.: Если только форточки не будут забиты для свежего воздуха!

АНДРЕЙ ЗАХАРОВ: Мы должны надеяться. Практически весь массив законодательства надо будет переписывать. Потому что что ни инициатива, то… Про закон об агрессорах Вы, наверное, слышали в новостях? Замечательный! Одна новация лучше другой! У меня душа радуется, когда я про это читаю.

Коллеги, Тамара Георгиевна нам оказывает нам честь, выступая у нас каждый год. Это замечательно. Мы надеемся, что эту традицию мы будем поддерживать и дальше. Это блестящий эксперт, как вы могли убедиться. Прошу Тамару Георгиевну поблагодарить.

Образование, учёные степени и звания

Окончила юридический факультет Московского государственного университета (), аспирантуру . Кандидат юридических наук ( ; тема диссертации: «Уголовное судопроизводство Германской Демократической Республики »). Доктор юридических наук ( ; тема диссертации: «Теоретические основы оценки качества и организации правосудия по уголовным делам: процессуальные, статистические и социологические аспекты»). Профессор . , заслуженный деятель науки Российской Федерации .

Научная деятельность

Судья Конституционного суда

Советник Конституционного Суда, член Комиссии по правам человека Тамара Морщакова

Педагогическая и общественная деятельность

В течение многих лет преподавала в Российской правовой академии Министерства юстиции РФ и в Московской государственной юридической академии (МГЮА). В данное время - заведующая кафедрой судебной власти и организации правосудия Государственного университета - Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ), ординарный профессор ГУ-ВШЭ, читает курсы «Судебная власть и организация правосудия», «Пересмотр судебных актов».

Член Научно-консультативного совета Верховного суда Российской федерации, заместитель председателя Совета по совершенствованию правосудия и член Совета по развитию институтов гражданского общества и правам человека при президенте России.

Когда независимость правосудия не признается, государство будет постоянно находиться в состоянии многостороннего кризиса. Отсутствие независимого правосудия уничтожает содержание и смысл права. Правовой идеал, если он применяется избирательно, - это уже никакой не идеал. Да, иногда приходится оправдать «преступника» (в данном случае, в кавычках), как бы это кому-то ни казалось очевидно неправильным, оправдать только потому, что в поисках доказательств преступного поведения мы были неудачны, незаконны, неуспешны. Нет другого пути к справедливости, к тому, чтобы в других ситуациях не был осуждён не преступник, а невиновный, и чтобы в таком положении не мог оказаться каждый. Другого пути нет.

В 2007 выступила против переезда Конституционного суда в Санкт-Петербург , заявив, что это решение «безусловно, нанесёт урон конституционному правосудию, хотя бы потому, что кардинально поменяются все научные сотрудники». По её мнению, «никакой необходимости в переезде нет, акт переезда - это выражение произвола».

В ходе «Сенатских слушаний» в октябре 2009 года Тамара Морщакова выступила с критикой укрепления вертикали судебной власти и острой конкуренции между тремя высшими судами РФ.

Награждена Премией имени д-ра Фридриха Йозефа Гааза за (присуждается Германо-российским форумом).

Труды

• Теоретические основы эффективности правосудия / И. Л. Петрухин, Г. П. Батуров, Т. Г. Морщакова; Отв. ред. Г. П. Батуров; Академия наук СССР. Институт государства и права. - М.: Наука, 1979. - 392 с.
• Правосознание правоприменителей и прогнозирование эффективности законодательства: Уголовно-правовой и уголовно-процессуальный аспекты. //Проблемы совершенствования советского законодательств. Вып. 37. - М.,1987. - C. 123-135.
• Федеративная Республика Германия: Конституция и законодательные акты /Пер. с нем. Т. Г. Морщаковой и др.; Сост. Т. Г. Морщакова; Под ред. и со вступит. ст. Ю. П. Урьяса; Ред. кол.: В. А. Туманов (пред.) и др. - М.: Прогресс, 1991. - 472 с.
• Уголовно-процессуальное право Российской Федерации. Под ред. П. А. Лупинской. Учебник для вузов. М, 1995 (2-е издание - 2001; 3-е издание - 2002; 4-е издание - 2003).
• Федеральный конституционный закон о Конституционном Суде РФ. Комментарий. М., 1996.
• Конституционный Суд Российской Федерации. Постановления и определения. Т. 1-5. Сборник. М., 1997-2001 (Составитель и ответственный редактор).
• Конституционная концепция судопроизводства // Российская юстиция. - 2001. - № 10. - С. 6-11.
• Российское правосудие в контексте судебной реформы. Сборник статей. М., 2004.

Интервью

• Интервью провела Наталья Шиняева Судебные недостатки . Конституционное право . «эж-ЮРИСТ» (20.10.2009). Архивировано
• «В судах господствует психология страха» [Текст]/Т. Г. Морщакова; Интервьюер А. А. Оводов. //Юрист. - 2010. - № 6. - С. 4-10.
• ведущий Сергей Корзун Тамара Морщакова . Передачи / Без дураков . Радиостанция "Эхо Москвы" (Вторник, 22.02.2011). Архивировано из первоисточника 3 марта 2012. Проверено 5 августа 2011.
• "Школа Злословия" . эфир на телеканале НТВ 06.09.2011

Примечания

Ссылки

• Выступление Т. Г. Морщаковой на Вторых Сенатских чтениях
• Морщакова Т.Г. «Эти предложения абсолютно реализуемы» // Журнал "Коммерсантъ Власть" . - 2009. - № 25 (829), 29.06.2009. - реакция на статью Михаила Ходорковского «Россия в ожидании суда»

Предшественник: Николай Васильевич Витрук	Заместитель Председателя Конституционного Суда Российской Федерации -	Преемник: Владимир Георгиевич Стрекозов
Предшественник: должность учреждена	Судья Конституционного Суда Российской Федерации

Фото с сайта ru.wikipedia.org

"Право.Ru" продолжает рассказывать об известных юристах их же словами. Этот жанр - "правила жизни" - впервые был представлен в России журналом Esquire. В очередном выпуске - Тамара Морщакова, судья Конституционного Суда РФ в отставке и бывший заместитель председателя КС РФ, член президентского Совета по правам человека, доктор юридических наук, профессор. Морщаковой 76 лет, она живет и работает в Москве.

О начале карьеры и научной работе

Юристом я стала случайно: изначально хотела поступить на факультет журналистики МГУ, куда меня не приняли, несмотря на наличие золотой медали. <…> Меня "спас" школьный друг, который посоветовал пойти на юрфак. С течением времени я поняла, что нет ни одной профессии в мире, которая настолько хорошо соответствовала бы моим внутренним возможностям. Юриспруденция - стопроцентно "мое" дело. ()

После окончания университета я выбрала для себя научную стезю: больше 20 лет занималась только научной работой. Нередко приходилось слышать довольно обидные слова: как можно заниматься наукой, не имея практического опыта? Но есть система таких подходов к научно-исследовательской работе в области юриспруденции, которая позволяет поспорить с этим тезисом. ()

Думаю, что в работе женщине вообще невозможно рассчитывать на какое-то снисхождение, даже более того - я бы сказала, что ей нужно работать лучше, больше, усерднее, чем мужчинам, используя при этом особенные качества женщин: тщательность, въедливость, необычайную аккуратность. ("Известия", март 2002)

К моим научным комментариям хорошо относились в Верховном суде СССР, где всегда давали оценку таким комментариям перед их публикацией. Для меня было большой похвалой, когда зампредседателя Верховного суда как-то сказал, что хотел бы посмотреть на автора, чьи комментарии судебной практики не вызывают у него нареканий. ()

О юридической профессии и призвании

Работа судьи - это <…> венец юридической профессии. <…> И, если бы по закону можно было не уходить в отставку, я бы, конечно, по собственной инициативе не ушла. ()

Необходимые качества настоящего юриста - профессионализм и честность. Кроме того, настоящий юрист непременно должен быть приличным человеком. <…> Еще одно важное качество - интеллект. ()

Я теперь стала думать, что это не очень-то хорошо, когда президент - юрист. Раньше я думала: как бы это было здорово, ведь ему все можно было бы объяснить… А теперь оказывается - нет, потому что есть разные школы и разные мнения у юристов. (Openspace, март 2011)

Ценности права столь значительны, что их следует уважать сами по себе. ()

Я не вижу для себя никакой возможности влиять на ситуацию, кроме возможности, которая есть у каждого гражданина, - высказывать публично свою точку зрения. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

О порядках в судах и положении судей

Я сочувствую всем судьям. Иногда они на меня сердятся, потому что то, что я говорю, им кажется обидным. <…> Но я делаю это, <…> сгорая от стыда и переполненная жалостью к судьям, из любви к тому, что есть суд. Потому что суд в подлинном смысле слова - это великий инструмент. Для человечества, не для власти. ()

По утверждению председателя одной из квалификационных коллегий, всегда найдется, за что судью можно лишить должности. (The New Times, июль 2011)

Сейчас председатель <суда> назначается на шесть лет, потом еще раз на шесть лет. И уже одна эта перспектива повторного назначения, которое зависит от поведения председателя суда, определяет его существование в судебной системе. В результате председатель оказывается четким ретранслятором любых указаний свыше: нарушить их он может только ценой собственной должности. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

Не верю, что сами судьи, выносящие несправедливые приговоры, могут начать ориентироваться на некий исторический стыд и бояться, что их имя будет опозорено в глазах потомков. Во-первых, история, как правило, не запоминает конкретных исполнителей, а во-вторых, статистически поведение человека в конкретной ситуации все равно определяется не героизмом личности, а актуальной для него целью, в том числе и чисто материальными факторами. ()

Не бизнесмены развратили суд, развратила власть. Она стала развращать суды еще тогда, когда бизнеса и в помине не было. (НТВ, "Школа злословия", сентябрь 2011)

Я все-таки очень хорошо, иначе бы у меня не получалось жить, думаю о юристах. Они не все такие, как представители Государственной думы. (РИА "Новости", ноябрь 2009)

О независимости суда

Независимый суд был бы нужен власти при существовании сильной оппозиции. Нужен, чтобы при смене власти защитить людей от возможных притеснений и преследований. Это общеизвестно: пока у властной элиты нет реальных оппонентов, ее устраивает управляемый суд. (The New Times, июль 2011)

Я полагаю, что в обязанности каждого судьи проверять и толковать содержание закона сконцентрирован максимум предоставленной ему независимости. Если же судьи не проверяют и не толкуют закон самостоятельно, а на этот счет придерживаются каких-то чужих мнений, выработанных не ими в данном процессе по делу, то они соглашаются с ограничением своей самостоятельности и независимости. ("эж-Юрист", октябрь 2009)

Главный иммунитет судьи заключается в том, что судью нельзя привлечь к ответственности за существо принятого им по делу решения. Если решение неправильное, его отменяют - но это нельзя считать основанием для привлечения судьи к ответственности: должностной, дисциплинарной - любой. Это возможно, только если будет доказано, что судья <…> вынес заведомо неправосудный судебный акт. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

Судьи откровенно боятся освобождать из-под стражи людей, преследуемых системой государственного обвинения. Предпочитают не спорить со следствием, опасаясь быть обвиненными в пособничестве задержанным. И это, кстати, яркое свидетельство соотношения сил между судами и правоохранительными органами. Сразу видно, у кого реальная власть. ("Итоги", февраль 2011)

Мы знаем, что каждого гражданина может распять полицейский, любой следователь. И если точно так же можно будет распять каждого судью, забудьте о том, что суд может быть независимым. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

О судебной реформе

Я не люблю ссылок на нашу историю как препятствующую нашему правовому развитию. <…> У каждого народа есть шанс менять свою судьбу. Мы этим шансом не воспользовались. (НТВ, "Школа злословия", сентябрь 2011)

Судебная реформа в России зависит от воли власти. От воли высшего должностного лица в государстве. Если у него есть воля собственная. (Openspace, март 2011)

Когда в 1991 году появилась российская концепция судебной реформы, и она начала реализовываться, первые шаги вдохновили тех, кому она была адресована. У них, можно сказать, горели глаза, они готовы были быть независимыми, справедливыми, всякими-хорошими… Был момент надежды. Я связываю его с концепцией 1991 года по развитию судебной реформы в стране и с принятием Конституции 1993 года. А потом очень быстро, начиная с 2000 года - совсем явно, пошла типичная контрреформа. (НТВ, "Школа злословия", сентябрь 2011)

О правовом климате

Россия по-прежнему живет по Салтыкову-Щедрину, который давным-давно сказал, что в нашей стране приказ начальства всегда выше закона. ()

Нужно ли менять законодательство, если правоприменительная практика так плоха? Я думаю, что на этот вопрос нужно ответить утвердительно. Чем хуже законодательство, тем сильнее оно будет испорчено плохой практикой. На хорошее [законодательство] еще можно было бы надеяться. ("Право.Ru", октябрь 2011)

Общие указания пленумов высших судов никто нигде не может обжаловать, несмотря на то, что согласно ст.46 Конституции РФ любое решение и действие государственного органа может быть обжаловано. Разве допустимо в правовой системе существование общеобязательных актов, которые выведены из-под любого контроля? Конечно, нет, потому что это значит, что от такого акта нельзя защититься никому, никогда и нигде. ("эж-Юрист", октябрь 2009)

Ни прокуратура, ни следствие, ни МВД не обеспечивают ничьей безопасности. Они обеспечивают собственное выживание в системе, больше ничего. ("Взгляд", апрель 2010)

Надо, наконец, развеивать мифы, которые обычно умышленно сочиняются вокруг дел, привлекающих внимание общества. Информацию, которая официально распространяется властью по этим делам, очень трудно проанализировать людям, находящимся вне системы органов уголовного преследования. Нужно, чтобы какой-то специалист как посредник объяснил, что значит все происходящее. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

О перспективах

Для заметного и радикального улучшения нужны: действительная несменяемость судей, получение должностей достойными, лишение председателей судов административных функций по отношению к судье, иной принцип формирования органов судейского сообщества, обеспечение возможности проверять судебные решения - ее сейчас нет и не будет без аудиозаписи, без несфальсифицированного протокола, без апелляционной инстанции. Вот он, весь набор! И мешает его реализовать отсутствующая или существующая политическая воля. (Openspace, март 2011)

Создать административные суды давно предлагает система судов общей юрисдикции, но она хочет иметь их внутри себя, под своим руководством, под шапкой верховного суда. Между тем это должна быть независимая административная юстиция. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

Нам нужно развивать институт суда присяжных. Потому что надежды на объективность профессиональных судей, которые встроены в общую правоохранительную систему, отчитывающуюся о борьбе с преступностью, нет. Надежда на объективность и совесть присяжных есть. (Openspace, март 2011)

О взаимодействии суда и общества

Каждый человек, права которого определяются судом, имеет право на то, чтобы это делалось не в тайных застенках, а прилюдно. Почему? Чтобы при людях было стыдно, и чтобы людям, которые и есть общество, было ясно, с каким судом они имеют дело. (The New Times, июль 2011)

На заседания в Конституционный, Верховный или Высший арбитражный суды никто просто так пройти не может: нужно заказывать пропуск. А это противоречит не только закону, но и Конституции. ()

Авторитет судебной власти существует на бумаге. Он должен существовать реально в глазах общества, но, к сожалению, показывают все опросы, что он очень низок, невелик. В основном суды имеют авторитет у тех, кто никогда к ним не обращается. (НТВ, "Школа злословия", сентябрь 2011)

Давно назрела идея создания общественного фонда (такие фонды существуют в других странах), который мог бы реально обеспечивать восстановление прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений власти. ("Газета.Ru", июнь 2011)

Самое действенное средство <влияния общества на ситуацию в суде> - суд присяжных. Но его компетенции все время сужаются - хотя специалисты постоянно предлагают их расширить. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

После рассмотрения материалов, представленных [общественными] экспертами по второму делу ЮКОСа, официальные инстанции сказали, что это не процессуальный документ, и поэтому тоже не имеет для них значения. <…> Но общественная экспертиза не претендует на то, чтобы стать процессуальным документом, - она показывает моменты ошибочного правоприменения! Уж, наверное, крупнейшая российская профессура в области права и экономики должна вызывать доверие в том, что касается их профессиональной компетенции. ("Harvard Business Review - Россия", апрель 2012)

Об амнистии, помиловании и запрете смертной казни

У нас очень маленький процент оправдательных приговоров. Если ваше дело в суд передано, вас осудят во что бы то ни стало - судьям запрещают оправдывать. (Openspace, март 2011)

Амнистирование по экономическим делам соответствует политическим интересам государства, стремящегося остановить уход бизнеса из страны. Если власть не подаст такого сигнала обществу, модернизационное развитие экономики будет невозможно. ("Газета.Ru", июнь 2011)

<Президент Медведев> - единственный человек в государстве, уполномоченный принимать решения о помиловании, и может занимать любую позицию по любому делу. Другой вопрос, что его правовая оценка данной ситуации [небходимость прошения для запуска процедуры помилования - прим. ред.], как мне кажется, совершенно неправильная. Не может быть никаких специальных условий, обязательных для процедуры проявления милости. Милость может быть проявлена к кому угодно, без всяких объяснений причин, и тем более без всякого согласия объекта помилования. (Forbes, апрель 2012)

К сожалению, самый гуманистический институт у нас умеют превратить в нечто противоположное. ("Интерфакс", апрель 2012)

О личной жизни

О законах нельзя забывать даже в отпуске. ("Известия", март 2002)

В выходные дни я обычно работаю. В этом году только два раза удалось сходить на лыжах благодаря моим детям, которые вывели меня в этот снежный свет. А в отпуске я очень усердно отдыхаю. Много хожу, плаваю, всякие мероприятия для себя культурные выдумываю. ("Известия", март 2002)

(На вопрос, обсуждает ли Морщакова юридические вопросы со своим мужем, бывшим адвокатом Игорем Петрухиным): О, да. И считаю это важной составляющей моей семейной жизни. Это мне не надоедает, это мне дает возможность почувствовать поддержку в семейном кругу своих профессиональных позиций. ("Известия", март 2002)