Примеры противоречий в российском законодательстве. Если закон противоречит конституции. Что важнее: постановление правительства рф или приказ минздрава

Федеральные законы о применении контрольно-кассовой техники и об обороте спирта противоречат друг другу, заметили предприниматели. Первый позволяет фирмам, выплачивающим налог на вмененный доход, не использовать кассы. Второй запрещает, если фирмы заняты в обороте алкоголя.

Согласно закону, принятому правительством России 1 июля 2009 года, предприятия малого бизнеса, которые платят единый налог на вмененный доход (ЕНВД), освобождаются от использования кассовых аппаратов. В законе существует брешь, констатируют бизнесмены -- не все малые предприятия могут беспрепятственно пользоваться новым правилом. Федеральный закон «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртсодержащей продукции» запрещает торговлю алкоголем без контрольно-кассовой техники (ККТ), даже если в этой области работают предприятия малого бизнеса, выплачивающие налог на вмененный доход.

В бизнес-сообществе уверены: пробелы в законодательстве стали следствием ускоренного принятия нормативных актов. «Такие накладки часто случаются при быстром утверждении законов», -- считает вице-президент общероссийской общественной организации малого и среднего предпринимательства «Опора России» Владислав Корочкин. Выход из этой ситуации эксперт видит только в «срочном внесении поправок в закон», которые, предположительно, будут завершены в течение осенней сессии этого года.

Производители алкоголя, напротив, не желают освобождать малый бизнес, занятый в обороте спиртсодержащей продукции, от использования кассовых аппаратов. По мнению начальника управления информации и внешних связей «Росспиртпрома» Дмитрия Доброва, обязательное требование, прописанное в законе об обороте алкогольной продукции, «изначально отменяет споры об использовании кассовых аппаратов».

«Кассовые аппараты должны быть там, где торгуют алкоголем», -- считает Дмитрий Добров. Он объясняет свою позицию тем, что в алкогольной рознице велик уровень нарушений, связанных с нелегальным оборотом.

«Кассовый аппарат не панацея от всех бед, но лучше, чтобы он был. Убрать кассовую технику означает дать дополнительный стимул для недобросовестных продавцов торговать «левым товаром», -- говорит Дмитрий Добров.

«Алкогольная розница -- особо криминальная зона, где обращается большое количество контрафактной продукции, -- согласен Владислав Корочкин. -- Отмена кассового аппарата приведет к росту криминализации отрасли. Дальше все будет зависеть от качества работы силовых структур».

В «Опоре России» согласны: отмена касс в алкогольной рознице чревата высокой угрозой для здоровья потребителей. «Алкоголь в нашей стране считается одним из самых опасных продуктов, чаще всего происходят именно алкогольные отравления», -- объясняют эксперты.

В «Опоре России» говорят, что с точки зрения налогов для предпринимателей продуктового ритейла с отменой кассовой техники ничего существенно не меняется. «Но будет важен вопрос подтверждения факта покупки некачественного товара. Потребитель покупает алкоголь в магазине, продавец дает ему аналог кассового чека -- бланк, удостоверяющий факт покупки. В случае отравления при предъявлении покупателем претензий продавец может сказать, что покупка в его магазине не была совершена. В этом случае по закону о защите прав потребителей можно ссылаться на свидетельские показания», -- комментируют в «Опоре».

В рамках дела о банкротстве признан недействительным заключенный этим заводом-банкротом и банком кредитный договор, исполненный банком, применены последствия его недействительности: с банка в конкурсную массу взысканы 168 млн. руб. (сумма процентов за пользование кредитом, полученная банком), требование банка о возврате заводом 2,7 млрд. руб. (сумма кредита, предоставленного металлургическому заводу банком) признано подлежащим удовлетворению после удовлетворения требований кредиторов третьей очереди, включенных в реестр требований кредиторов завода, при условии возврата кредитной организацией в конкурсную массу полученной ею по недействительной сделке суммы процентов.

Впоследствии банк обратился в арбитражный суд с заявлением о пересмотре указанного определения по вновь открывшимся обстоятельствам.

Судами трех инстанций в удовлетворении заявления отказано. Определением судьи Верховного Суда Российской Федерации Разумова И.В. от 23.03.2018 кассационная жалоба передана на рассмотрение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации.

Как установили суды при первоначальном рассмотрении дела, 29.06.2012 участники спорных отношений осуществили следующие операции: банк предоставил заводу кредит в размере 2,7 млрд. руб., завод перечислил данную сумму обществу со ссылкой на оплату по договору поставки, а общество эту же сумму перечислило компании, компания перечислила банку по договору цессии.

Решением от 19.12.2013 завод признан несостоятельным (банкротом), в отношении него открыто конкурсное производство.

Определением от 05.03.2014 в реестр требований кредиторов металлургического завода включены требования банка, основанные на кредитном договоре.

Сославшись на то, что при заключении этого кредитного договора его стороны действовали недобросовестно, в целях причинения вреда кредиторам завода, не имея намерения реально предоставить кредитные средства заемщику, конкурсный управляющий заводом обратился в суд с заявлением о признании данного договора недействительным на основании статей 10, 168 и 170 ГК РФ, п. 2 ст. 61.2 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» и о применении последствий его недействительности.

Определением от 16.12.2014 требования управляющего удовлетворены. Суд констатировал неисполнение обществом принятых по договору поставки обязательств по передаче товара металлургическому заводу, за который последний безосновательно уплатил названному обществу 2,7 млрд. руб., учел проведение в один день (29.06.2012) расчетных операций по выдаче кредита, погашению задолженности за якобы поставленный товар, по оплате уступленных требований, которые привели к возврату банку почти всей суммы, выданной в качестве кредита. Исходя из этого суд счел, что фактически в рамках кредитного договора финансирование не было предоставлено заводу, то есть произошло увеличение размера имущественных требований к нему без реальной передачи кредитных ресурсов, и квалифицировал названный кредитный договор как притворную сделку и сделку, совершенную в целях причинения вреда имущественным интересам кредиторов завода.

Впоследствии сославшись на то, что вступившим в законную силу решением районного суда от 18.08.2016 установлен факт реальной поставки обществом товара заводу по договору поставки, банк обратился с заявлением о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам определения суда первой инстанции от 16.12.2014 о признании недействительным кредитного договора и о применении последствий его недействительности.

Отказывая в удовлетворении данного заявления, суды исходили из того, что банку еще при первоначальном рассмотрении спора должно было быть известно об обстоятельствах поставки, на которые он ссылается в настоящее время; конкретный размер исполненных обязательств по поставке товара судом общей юрисдикции не устанавливался; обстоятельства, приведенные в упомянутом судебном решении, не могли влиять на выводы арбитражных судов по вопросу о недействительности кредитного договора.

Как указали суды, обращение банка с заявлением о пересмотре ранее принятого судебного определения является попыткой в не предусмотренном процессуальным законом порядке добиться его отмены путем предоставления новых доказательств.

Между тем судами не учтено следующее.

Вновь открывшимися обстоятельствами являются существенные для дела обстоятельства, которые не были и не могли быть известны заявителю (пункт 1 части 2 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации). Как разъяснено в пункте 4 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30.06.2011 № 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам», данные обстоятельства должны быть существенными, то есть способными повлиять на выводы суда при принятии судебного акта.

В рассматриваемом случае единственным основанием для признания кредитного договора недействительной сделкой послужил вывод суда первой инстанции о том, что заемные средства по указанному договору в действительности не были предоставлены заводу (заемщику). Данный вывод, в свою очередь, базируется на констатации отсутствия реальных хозяйственных операций завода по приобретению товара у общества по договору поставки. Именно это позволило суду квалифицировать действия, связанные с выдачей и получением кредита, как действия, направленные на участие в бестоварной и безденежной схеме с целью безосновательного наращивания долговых обязательств завода без получения реального встречного предоставления со стороны банка и причинение тем самым вреда кредиторам упомянутого завода.

Следовательно, обстоятельства, относящиеся к мнимости договора поставки, являлись существенными для суда первой инстанции при принятии им решения о признании кредитного договора недействительным. В ситуации реальных отношений по поставке кредитная сделка не была бы признана недействительной по тем мотивам, которые указаны в определении суда от 16.12.2014.

При этом ни банк, не будучи стороной договора поставки, не мог знать об истинных обстоятельствах исполнения данной сделки, выяснить их.

Факт аффилированности банка с участниками правоотношений по поставке не был установлен судами. Наоборот, из определения Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 03.08.2017 № 305-ЭС16-20387 видно, что связанными лицами являлись завод и общество: они входили в группу компаний, и участвующие в поставке лица при оспаривании кредитной сделки не были заинтересованы в раскрытии информации, отражающей действительное положение дел с исполнением договора поставки.

В дальнейшем кредитор завода, ссылаясь на обстоятельства, положенные в обоснование судебного акта арбитражного суда о признании недействительным кредитного договора, обратился в суд общей юрисдикции с иском о признании договора поставки мнимым и о применении последствий его недействительности в виде взыскания с общества денежных средств, полученных по данному мнимому договору.

В ходе рассмотрения дела судом общей юрисдикции завод в лице того же конкурсного управляющего, который оспаривал кредитный договор, и общество с иском не согласились, заявили возражения. Суд общей юрисдикции в удовлетворении данного иска отказал, указав на реальный характер поставки (фактическую отгрузку металлопродукции железнодорожным транспортом и получение ее на условиях самовывоза), сославшись на накладные, справки, акты сверки и другие документы, тома дела, в которых они находятся.

Тем самым возникла неординарная ситуация существования двух противоречащих друг другу судебных решений. С одной стороны, металлургический завод в арбитражном процессе противопоставил требованию банка об исполнении кредитных обязательств мнимость договора поставки, опровергнуть которую кредитная организация ранее объективно не могла. С другой стороны, связанное с заводом лицо освобождено судом общей юрисдикции от возврата полученного по тому же договору на основании раскрытых позднее документов, свидетельствующих о реальном исполнении договора поставки.

Для исправления возникшей ситуации судам следовало применить установленную главой 37 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации процедуру пересмотра определения арбитражного суда по вновь открывшимся обстоятельствам, имея ввиду, что из двух судебных решений приоритет должен иметь судебный акт суда общей юрисдикции как акт, который наиболее полно учитывает все обстоятельства, в том числе те, что ранее недобросовестно скрывались от арбитражного суда и банка в целях неисполнения договорных обязательств и получения необоснованных преимуществ.

Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации отменила определение от 16.01.2017, заявление банка о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам определения от 16.12.2014 удовлетворила, отменив указанное определение, обособленный спор по заявлению о признании недействительным кредитного договора и о применении последствий недействительности названной сделки направила в суд первой инстанции для повторного рассмотрения.

Определение от 07.05.2018 № 309-ЭС14-2050.

Пётр Благочев,
Партнер, адвокат Коллегии «Терновцов и партнеры»

Наша законодательная система очень развита. Законодательные органы ведут непрестанную работу по усовершенствованию системы. Так как Россия - это федеративное государство, и оно разделено на субъекты, происходит разделение нормативных актов по их отраслям и месту действия. Ведь субъекты имеют право на издание внутренних законов и нормативных актов.

Законодательство субъектов обязано соответствовать федеральному, и не иметь противоречий. Но коллизии происходят с постоянной регулярностью. Напомним, что коллизии – это расхождение и противоречия между всеми правовыми системами.

Конституция, которая была принята в 1993 году, считается основным законом Российской Федерации. Она содержит в себе важнейшие права и свободы, обязанности, устройство государственных органов, поэтому другие законодательные акты не должны противоречить Конституции. Но среди юристов постоянно поднимаются вопросы о противоречиях как внутри Конституции, так и в иных законодательных актах между собой. Давайте рассмотрим несколько примеров.

Текст Конституции содержит в себе противоречия. Ст. 23 дает право сохранять втайне переписки, телефонные переговоры, почтовые, телеграфные и другие сообщения. А ограничить эти права может только судебное решение. Таким образом, получается, что ограничение противоречит другим статьям Конституции, они гласят - право граждан неотчуждаемо (п.2 ст.17), права являются непосредственно действующими, они есть изначально (ст.18), государство гарантирует нам равенство прав, независимо ни от каких обстоятельств для всех граждан РФ (п.2 ст.19), собирать, хранить и , не допускается (п.1 ст.24), а также статье 29 п.1, п.4, п.5. То есть получается, судебное решение ограничивает граждан в их правах и свободах, которые закреплены Конституцией (п.2 ст. 6 и п.2 ст. 19), и говорят о том, что граждане должны обладать всеми правами. Вынесенное судебное решение не может стать легитимным и соответствовать Конституции.

Можно привести и неточности изложенного текста в Конституции. П. 4 статьи 29 дает право гражданам свободно скапливать и распространять разного содержания информацию. То есть, нас никто не может ограничивать в данных действиях. Информация, в которой содержатся государственные сведения и составляют государственную тайну никак к данному праву не относятся. То есть, надо уточнить и ясно определить, что сведения, находящиеся в свободном доступе не будут являться государственной тайной, а государство прилагает все усилия для сохранения государственной тайны. Информация, содержащая в себе данные о государственной тайне, не находится в свободном доступе. Другим примером может служить коллизия между Конституцией России, федеральными законами и правовыми актами, которые имеют высшую юридическую силу в субъектах. А иногда нормы одного акта противоречат друг другу. Чаще всего эти споры происходят из-за разграничения полномочий между федеральными органами и органами субъектов, неточное разграничение ведет к созданию противоречий в законодательной системе. Чтобы не происходило противоречие надо конкретно разделять полномочия между органами власти всех ступеней.

Другое противоречие состоит в том, что происходит разделение видов налоговых сборов. Есть налоги федерального значения, а субъекты берут на себя право постоянно увеличивать список налоговых сборов. Налоговые органы, находящиеся в субъектах зачастую неправильно толкуют законы субъекта о налоговых сборах, и происходит коллизия между Налоговым Кодексом РФ и налоговыми законами субъекта. Граждане обращаются с исками в арбитражный суд, и ему приходится решать не спор, а разрешать возникшие коллизии, допущенные в законодательстве.

Существуют противоречия между Земельным и Гражданским кодексом (гл. 17). Противоречия между нормами Трудового кодекса и нормами ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации», не соотносятся между собой и нормы Трудового кодекса РФ, Федерального закона «О коммерческой тайне» и Гражданского кодекса РФ в вопросах урегулирования ответственности работников, при разглашении сведений, составляющие коммерческую, служебную или иную тайну.

Служебная тайна - это закрытая служебная информация, которую просто необходимо сохранять, а ограничения на распространение такой информации, установлено в нормативных правовых актах, и имеют коммерческую ценность в силу неизвестности ее третьим лицам. Банковская, налоговая, аудиторская тайна, инсайдерская информация часто совпадают с информацией, составляющей коммерческую или служебную тайну.

Существует противоречие между ФЗ «О коммерческой тайне» и ГК РФ в отношении информации, которая не относится и не составлять коммерческую тайну, в этом виде приоритетом для пользования, являются нормы Закона. Для того чтобы устранить несоответствие между нормами Трудового кодекса РФ, Федерального закона «О коммерческой тайне» и нормами Гражданского кодекса РФ в части установления материальной ответственности работников за распространение информации, полученной ими в результате своей работы, надо сформулировать точно текст статей и определить правильное его толкование.

Можно привести еще много противоречий в нормах законодательства, но надо искать пути и способы их решения. И надо проводить такую работу систематически в разных отраслях права.

К сожалению, если возникают противоречия или коллизии между нормами одной отрасли права, между двух и более нормами права, то нет возможности воспользоваться нормами закона, который бы регулировал данные вопросы. Такого закона просто не существует. Как было сказано ранее, что у граждан, которые столкнулись с такими ситуациями, есть только один способ для их решения. Это обратиться в суд – Конституционный или Арбитражный. А федеральным законодательным органам надо проводить совместную работу с законодательными органами субъектов для сокращения разного вида противоречий.

Из всех логических законов самым известным является, без сомнения, закон противоречия. И вместе с тем в истории логики не было периода, когда бы этот закон не оспаривался и когда бы дискуссии вокруг него совершенно затихали.

Закон противоречия говорит о противоречащих друг другу высказываниях, т.е. о высказываниях, одно из которых является отрицанием другого. К ним относятся, например, высказывания «Луна – спутник Земли» и «Луна не является спутником Земли», «Трава – зеленая» и «Неверно, что трава зеленая» и т.п. В одном из противоречащих высказываний что-то утверждается, в другом – это же самое отрицается.

Если обозначить буквой А произвольное высказывание, то выражение не-А (неверно, что А) будет отрицанием этого высказывания.

Идея, выражаемая законом противоречия, проста: высказывание и его отрицание не могут быть вместе истинными.

Используя вместо высказываний буквы, эту идею можно передать так: неверно, что А и не-А. Неверно, например, что трава зеленая и не зеленая, что Луна – спутник Земли и не спутник Земли и т.п.

Закон противоречия выражается формулой: (А&~ А), неверно, что А и не – А.

Закон противоречия говорит о противоречивых высказываниях – отсюда его название. Но он отрицает противоречие, объявляет его ошибкой и тем самым требует непротиворечивости – отсюда другое распространенное имя – закон непротиворечия.

Если применить понятия истины и лжи, закон противоречия можно сформулировать так: никакое высказывание не является вместе истинным и ложным.

В этой версии закон звучит особенно убедительно. Истина и ложь – это две несовместимые характеристики высказывания. Истинное высказывание соответствует действительности, ложное не соответствует ей. Тот, кто отрицает закон противоречия, должен признать, что одно и то же высказывание может соответствовать реальному положению вещей и одновременно не соответствовать ему. Трудно понять, что означают в таком случае сами понятия истины и лжи.

Иногда закон противоречия формулируют следующим образом: из двух противоречащих друг другу высказываний одно является ложным.

Эта версия подчеркивает опасности, связанные с противоречием. Тот, кто допускает противоречие, вводит в свой рассуждения или в свою теорию ложное высказывание. Тем самым он стирает границу между истиной и ложью, что, конечно же, недопустимо.

Закон противоречия был открыт Аристотелем, сформулировавшим его так: «…невозможно, чтобы противоречащие утверждения были вместе истинными…». Аристотель считал данный закон наиболее важным принципом не только мышления, но и самого бытия: «Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле». Несколько раньше формулировка закона как принципа самого реального мира встречается у Платона: «Невозможно быть и не быть одним и тем же».

Закон противоречия на протяжении всей истории логики считался одним из наиболее очевидных принципов. Римский философ-стоик Эпиктет так обосновал его необходимость: «Я хотел бы быть рабом человека, не признающего закона противоречия. Он велел бы мне подать себе вина, я дал бы ему уксуса или еще чего похуже. Он возмутился бы, стал бы кричать, что я даю ему не то, что он просил. А я сказал бы ему: ты не признаешь ведь закона противоречия, стало быть, что вино, что уксус, что какая угодно гадость – все одно и то же. И необходимости ты не признаешь, стало быть, никто не в силах принудить тебя воспринимать уксус как что-то плохое, а вино как хорошее. Пси уксус как вино и будь доволен. Или так: хозяин велел побрить себя. Я отхватываю ему бритвой ухо или нос. Опять начинаются крики, но я повторил бы ему свои рассуждения. И все делал бы в таком роде, пока не принудил бы хозяина признать истину, что необходимость непреоборима и закон противоречия всевластен». Смысл этого эмоционального комментария к принудительной силе закона противоречия сводится к идее, известной еще Аристотелю: из противоречия можно вывести все, что угодно. Тот, кто допускает противоречие в своих рассуждениях, должен быть готов к тому, что из распоряжения побрить будет выведена команда отрезать нос и т.п. Поскольку из противоречивого высказывания логически следует любое высказывание, появление в какой-то теории противоречия ведет к ее разрушению. В ней становится доказуемым все, что угодно, истина смешивается с ложью. Ценность такой теории становится близкой нулю.

В средние века активно обсуждался вопрос: подчиняется ли закону противоречия бог, могущество которого беспредельно? Большинство философов и теологов считало, что даже бог не может противоречить самому себе. В сущности, это означало, что бог не всевластен: выше его – законы логики и прежде всего закон, запрещающий противоречие.

К Аристотелю восходит традиция давать закону противоречия, как и ряду других логических законов, три разные интерпретации. В одном случае он истолковывается как принцип логики, говорящий о высказываниях и их истинности: из двух противоречащих высказываний одно должно быть ложным. В другом случае этот же закон понимается как утверждение о структуре самого реального мира: не может быть так, чтобы что-то одновременно существовало и не существовало, имело какой-то признак и не имело его. В третьем случае этот закон звучит уже как истина психологии, касающаяся своеобразия нашего мышления: не удается размышлять о какой-либо вещи, таким образом, чтобы она оказывалась такой и вместе с тем не такой.

Иногда считается, что эти три варианта различаются между собой только словесно. На самом деле это не так. Устройство мира и своеобразие человеческого мышления – темы изучения эмпирических наук. Получаемые ими истины фактические, и значит, случайные. Принципы же логики совершенно иначе связаны с опытом и представляют собой логически необходимые истины. Допускаемое тремя указанными интерпретациями смешение теории бытия, психологии и логики, случайных и необходимых истин освящено долгой традицией, но лишено убедительных оснований.

Большинство неверных толкований закона противоречия и большая часть попыток оспорить его приложимость – если не во всех, то хотя бы в отдельных областях – связаны с неправильным пониманием логического отрицания, а значит, и противоречия.

Высказывание и его отрицание должны говорить об одном и том же предмете, рассматриваемом в одном и том же отношении. Эти два высказывания должны совпадать во всем, кроме единственной черты: то, что утверждается в одном, отрицается в другом. Если это забывается, противоречия нет, поскольку нет утверждения и отрицания.

В романе Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» один из героев спрашивает философа Труйогана, стоит жениться или нет. Труйоган отвечает довольно загадочно: и стоит, и не стоит. Казалось бы, явно противоречивый, а потому невыполнимый и бесполезный совет. Но постепенно выясняется, что никакого противоречия здесь нет. Сама по себе женитьба – дело неплохое. Но плохо, когда, женившись, человек теряет интерес ко всему остальному. Видимость противоречия связана здесь с лаконичностью ответа Труйогана. Если же пренебречь соображениями риторики и, лишив ответ загадочности, сформулировать его полностью, станет ясно, что он непротиворечив и, может быть, даже небесполезен.

Нет противоречия, например, в утверждении «Осень настала и еще не настала», подразумевающем, что хотя по календарю уже осень, а тепло как летом. Его нет и в том, что, как говорит статистика, замужних женщин заметно больше, чем женатых мужчин: при переписи анкета заполняется со слов самого опрашиваемого.

Появление противоречия в какой-то теории – явный симптом ее неблагополучия. Тем не менее, ученые обычно не спешат расставаться с противоречивой теорией. Более того, они не всегда стремятся исключить противоречие сразу же, как только оно обнаружено. Чаще всего противоречие отграничивается от других положений, входящие в него утверждения проверяются и перепроверяются до тех пор, пока не будет выяснено, какое из них является ложным. В конце концов, ложное утверждение отбрасывается, и теория становится непротиворечивой. Только после этого можно быть уверенным в ее будущем.

Никто, пожалуй, не утверждает прямолинейно, что дождь идет и не идет, что трава зеленая и одновременно не зеленая. А если и утверждает, то только в каком-то переносном смысле. Противоречие вкрадывается в рассуждения, как правило, в неявном виде.

Чаще всего противоречие довольно легко вскрыть.

В одном из рассказов М. Твена о возбужденных людях говорится, что каждый из них размахивал руками энергичнее, чем его сосед. Понятно, что это невозможно, поскольку внутренне противоречиво.

Противоречиво и сообщение, будто в глухом австралийском селении живут два близнеца, один из которых на 12 лет старше другого, как и сообщение, что родился один близнец нормального роста и веса.

В начале века, когда автомобилей стало довольно много, в одном из английских графств было издано распоряжение, согласно которому если два автомобиля подъезжают одновременно к пересечению дорог под прямым углом, то каждый из них должен ждать, пока не проедет другой. Это распоряжение внутренне противоречиво, и потому невыполнимо.

Один тулузский врач, желая позабавиться, поместил в местной газете объявление: «В связи с выездом за границу продаю редкую историческую реликвию: череп Вольтера-ребенка». В течение педели он получил едва ли не сто запросов о цене.

Противоречие недопустимо в строгом рассуждении, когда оно смешивает истину с ложью. Но, как очевидно уже из приведенных примеров, у противоречия в обычном языке много разных задач.

Оно может выступать в качестве основы сюжета какого-то рассказа, быть средством достижения особой художественной выразительности и т.д.

Если противоречие может сделаться «каналом духовной связи», оно не только допустимо, но даже необходимо.

Реальное мышление – и тем более художественное мышление – не сводится к одной логичности. В нем важно все: и ясность, и неясность, и доказательность и зыбкость, и точное определение и чувственный образ. В нем может оказаться нужным и противоречие, если оно стоит на своем месте.

Нелогично утверждать и отрицать одновременно одно и то же. Но каждому хорошо понятно двустишие римского поэта I в. до н.э. Катулла:

Да! Ненавижу и вместе люблю. – Как возможно, ты спросишь?

Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.

«…Все мы полны противоречий. Каждый из нас – просто случайная мешанина несовместимых качеств. Ученые, изучающие науку логику, скажут вам, что абсурдно утверждать, будто желтый цвет имеет цилиндрическую форму, а благодарность тяжелее воздуха; но в той смеси абсурдов, которая составляет человеческое «я», желтый цвет вполне может оказаться лошадью с тележкой, а благодарность – серединой будущей недели». Этот отрывок из романа С. Моэма «Луна и грош» выразительно подчеркивает сложность, а нередко и прямую противоречивость душевной жизни человека. «…Человек знает, что хорошо, но делает то, что плохо», – с горечью замечал Сократ.

Логические противоречия недопустимы в науке, но установить, что конкретная теория не содержит их, непросто: то, что в процессе развития и развертывания теории не выведено никаких противоречий, еще не означает, что их, в самом деле, нет. Научная теория – очень сложная система утверждений. Далеко не всегда противоречие удается обнаружить относительно быстро путем последовательного выведения следствий из ее положений. Вопрос о непротиворечивости становится яснее, когда теория допускает аксиоматическую формулировку, подобно геометрии Евклида или механике Ньютона. Для большинства аксиоматизированных теорий непротиворечивость доказывается без особого труда.

Есть, однако, теория, в случае которой десятилетия упорнейших усилий не дали ответа на вопрос, является она непротиворечивой или нет. Это – математическая теория множеств, лежащая в основе всей математики. Немецкий математик Г. Вейль заметил по этому поводу с грустным юмором: «Бог существует, поскольку математика, несомненно, непротиворечива, но существует и дьявол, поскольку доказать ее непротиворечивость мы не можем».