Главная » Трудовое право » Анатолий безуглов следователь по особо важным делам. Каким должен быть следователь? Положительные стороны работы следователем

Анатолий безуглов следователь по особо важным делам. Каким должен быть следователь? Положительные стороны работы следователем

Анатолий Безуглов

Следователь по особо важным делам

Я всегда завидовал спортивным болельщикам. Завидовал глубоко и обречённо. У них могущественные покровители. О них особая забота. Посмотрите, какие огромные строят для них стадионы, разом вмещающие население приличного города (а то и государства, например Монте-Карло), какие дворцы спорта. Иногда мне думается, что телевидение изобретено специально для них. Не верите-изучите программу телевидения. Редкий день обходится без футбольного или хоккейного матча или там водного поло, борьбы самбо, поднятия штанги… А то выпадет на какое-нибудь число несколько матчей сразу.

Зависть моя оттого не утихает, что у меня тоже есть страсть. И болеет ею не так уж мало людей. В том легко убедиться: попробуйте достать билет в Большой театр, когда партию Жизели исполняет Бессмертнова, а в «Спартаке» танцуют Максимова и Васильев.

Но что может сравниться с ощущением, когда ты, сжимая в руках драгоценный клочок простой бумаги, проходишь сквозь строй неудачников в ворота твоего храма!

И становишься, как правило, свидетелем единственного, неповторимого! Я уже не говорю о самой обстановке: торжественное ожидание чуда, непередаваемое волнение присутствия.

Вот почему я просто не мог не послушать Кибкало в «Женитьбе Фигаро», не имел права.

В Центральной театральной кассе билетов, разумеется, не было. Я попытал счастья в кассах Большого театра.

С таким же успехом.

И вот пришлось встать засветло, взять такси (метро ещё не открылось) и подъехать к кассам Большого театра. Водитель, узнав, куда везёт столь раннего пассажира, посмотрел на меня подозрительно. А когда увидел толпу таких же «ненормальных», как я, сочувственно покачал головой.

Потом-волнения: будут ли билеты? Билеты были, только на спектакль, который состоится через три недели.

Но и это считалось удачей…

В день спектакля я был «при параде» с самого утра. Потому что за шестьдесят минут, разделявшие окончание работы и начало спектакля, немыслимо слетать от Кузнецкого моста, где моя служба (Прокуратура РСФСР), до Бабушкина - места моего жительства - и обратно в центр. Благо от моего учреждения до Большого театра десять минут ходу. Все шло но расписанию.

В четыре позвонила Надя, справилась, не отменяется ли поход.

Надя работала рядом. Дом моделей. Моё первое (очень хотелось бы, чтобы и последнее) «случайное» знакомство.

В ресторане ЦДРИ. Сколько раз мы передавали друг другу дежурное обеденное меню, прежде чем я решился заговорить о чем-либо, не имеющем касательства к бульону с пирожком и бифштексу.

У неё, оказалось, тоже было желание свести более близкое знакомство. Но почему-то оно шло по линии, которую я долго не мог взять в толк. Моя собеседница все время сбивалась на разговор о том, что какое-то СМУ постоянно роет траншею возле их дома и портит телефонный кабель.

Я намекнул, чю простое человеческое общение лучше телефонного. Она же твердила о своём: о кабеле, о СМУ…

Объяснилось все неожиданно: Надя принимала меня за работника связи. Да, были времена, когда прокурорская братия носила погоны. Теперь же наш удел

Скромные звёздочки в петлицах.

Узнав мою настоящую профессию, она заметно зауважала меня. А я обрадовался тому, что Надя не манекенщица. Право же, конструктор-модельер с фигурой манекенщицы - это действует на мужское воображение. Свободное от семейных забот. Правда, впоследствии выяснилось, что начинала она с манекенщицы. Что ж, я тоже начинал совсем не со следователя…

В тот день я подтвердил Наде, что уговор в силе. А это значит, что, отпросившись у своего начальства (Агнессы Петровны, с которой мне довелось уже познакомиться по телефону), она поедет домой переодеться. Чтобы успеть к нашей встрече у крайней колонны слева.

В пять часов мне позвонили из больницы. Отоларинголог, который меня лечил, сказал, что в отделении завтра освобождается место. Мне следовало бы обрадоваться. Что я и высказал по телефону. А когда положил трубку, почувствовал неприятный холодок. Какая может быть радость от того, что тебе полезут скальпелем в горло? Б-р-р!

Что ж, видимо, пора дать решительный бой…

В четверть шестого заглянула в мой кабинет Фаиночка.

Миниатюрное существо со вздёрнутым носиком и каштановыми кудряшками. Секретарша зампрокурора республики.

Фаиночка работала совсем недавно. Срезалась на вступительных экзаменах в заочный юридический институт, но юриспруденция, как говорится, прикипела к сердцу, и она пошла служить в прокуратуру.

На ней было простенькое платьице. И все в ней было естественно и человечно, слова и поведение. Глядя на неё, я с грустью думал: неужели и она когда-нибудь совьёт себе кокон вежливо-холодной секретарской учтивости?

Игорь Андреевич, Иван Васильевич просил, чтобы вы зашли к нему в конце работы.

Мой телефон частенько занят. И если я нужен начальству, она не ленится подняться на два этажа.

Смущается, краснеет, по приходит. Правда, в буфете (если у меня нет времени на поход в ЦДРИ) никогда не сядет за мой столик. Прекрасный повод для шуток. Его с удовольствием используют некоторые мои коллеги. И вгоняют девушку в краску.

А сейчас Иван Васильевич занят? - спросил я.

Его просто-напросто нет. В Совмине. Вы его все-таки дождитесь. Просил…

Уж эти просьбы, - сказал я. - Паче приказания.

Фаиночка сморщила носик: рада, мол, помочь, но нечем. Перед тем как она захлопнула дверь, я попросил:

Как только объявится, позвоните?

Обязательно, Игорь Андреевич.

Её кудрявая голова исчезла.

Значит, завтра к двенадцати - в больницу. С узелком.

Всякие там кулёчки, электрическая бритва, зубная щётка…

Собираюсь лечь уже второй год, а тут сразу-завтра. За полдня надо успеть переделать массу дел. Позвонить в прачечную, чтобы бельё не привозили. Непременно внести взнос за кооператив. И так уже задолжал за два месяца.

По работе, слава богу, ничего срочного. Неделя ничего не решает. Правда, я слышал, что после операции некоторое время разговаривать не разрешается. А сколько? Надо было узнать. Немой следователь - что за следователь…

Незадолго до шести я не вытерпел и, не дожидаясь звонка Фаиночки, спустился в приёмную к заму.

Ивана Васильевича ещё не было. Секретарша смутилась. Словно в отсутствии начальства была виновата она.

Конечно, ровно в шесть я имел право, как и все, покинуть службу. Де-юре. Но де-факто… Не знаю, отыщется ли такой человек, кто решится не уважить просьбу руководства. Впрочем, де-юре тоже не очень на моей стороне. День у меня ненормированный… С мрачным видом я устроился в кресле возле Фаиночкиного стола.

Родился в Петербурге в мещанской семье. В 1890 окончил юридический факультет Петербургского университета и стал работать участковым судебным следователем. В 1895 непродолжительное время исполнял обязанности прокурора Митавского окружного суда, но затем вернулся на следственную работу, которую любил и в которой достиг большого мастерства.

С 1897 - следователь, с 1909 - следователь по важнейшим делам Петербургского окружного суда, а с 1916 - следователь по особо важным делам Петроградского окружного суда.

Будучи квалифицированным криминалистом, П. А. Александров расследовал самые сенсационные дела конца ХIХ и начала ХХ века. Он занимался, в частности, делами об отравлении доктором Панченко Бутурлина, об убийстве артистки Тимме, а также делами Орлова-Давыдова и артистки Пуаре, Ольги Штейн, педагога-развратника Дю-Лу (воспитателя детей великих князей). Александров расследовал также дело о покушении на жизнь премьер-министра С. Ю. Витте и доказал причастность к этому преступлению охранки, чем вызвал недовольство властей. Проводил следствие по делу о гибели сына адмирала Кроша и многим другим делам, сообщения о которых не сходили со страниц газет.

После Февральской революции 1917 Александров был откомандирован в Чрезвычайную следственную комиссию. Там он производил расследование деятельности Союза русского народа, занимался делами Манасевича-Мануйлова, Белецого, Протопопова и других царских вельмож. В июле 1917 направлен в следственную комиссию по расследованию июльских событий и вскоре занял в ней ведущее положение. Именно ему было поручено предъявить обвинение В. И. Ленину.

После Октябрьской революции занимал последовательно ряд должностей в советских учреждениях: управляющего контрольно-ревизионным отделом по топливу в Петрограде, заведующего общей канцелярией Главного управления принудительных и общественных работ в Москве, делопроизводителя, заведующего хозяйством и казначея в воинской части в Уфе, юрисконсульта торгово-промышленной конторы и конторы «Главсахар» и др.

Участие в расследовании дела об июльских событиях 1917 сыграло роковую роль в судьбе Александрова. Впервые за это он был арестован 21 октября 1918 и пробыл в заключении два года. Вторично его арестовали 18 января 1939. Дело Александрова было заслушано 16 июля 1940 на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР. Он был признан виновным в том, что якобы «искусственно создал провокационное дело по обвинению В. И. Ленина и других руководителей партии большевиков о так называемом шпионаже в пользу Германии и государственной измене». В тот же день Павел Александрович был осужден к высшей мере наказания - расстрелу (данных о дате казни в деле нет, но обычно такие приговоры исполнялись незамедлительно).

В 1993 П. А. Александров был полностью реабилитирован.

А. С. Зарудный постоянно интересовался ходом расследования. Подробный и обстоятельных доклад был сделан ему Александровым сразу же после его назначения министром. Зарудный оставил у себя материалы следствия на 5-6 дней, после чего вернул, так и не дав никаких указаний, в каком же направлении вести дальнейшую работу. Следствие же продвигалось с трудом. В августе 1917 для многих членов комиссии стало очевидно, что это дело не имеет никакой судебной перспективы. К этому времени были освобождены из-под стражи Луначарский, Коллонтай и некоторые другие «важные» обвиняемые. Однако Зарудный все еще не соглашался на его прекращение.

После отставки А. С. Зарудного делом занимался министр юстиции и генерал-прокурор Временного правительства П. Н. Малянтович. Следствие в отношении большевиков (оно составляет 20 томов) так и осталось незавершенным.

Еще по теме АЛЕКСАНДРОВ Павел Александрович (1866 - 1940), юрист, следователь по особо важным делам.:

§ 11. К.П. Победоносцев и цесаревич Александр Александрович
МАЛЯНТОВИЧ Павел Николаевич (1869 - 1940), русский государственный деятель.
О своих предпочтениях в юридической науке сам Александр Александрович писал следующее
МАКАРОВ Александр Александрович (1857 - 1919), русский государственный деятель, действительный тайный советник.
РОВИНСКИЙ Дмитрий Александрович (1824 - 1895), выдающийся юрист, судебный деятель, историк искусства, действительный тайный советник.
РЕКУНКОВ Александр Михайлович (1920 - 1996), известный юрист, действительный государственный советник юстиции.
СУХАРЕВ Александр Яковлевич (р. 1923), известный юрист, доктор юридических наук, государственный советник юстиции 1 класса.
Высочайший указ императора Александра I о прощении людей, содержащихся по делам, производившимся в Тайной экспедиции, с присовокуплением 4-х списков оных (1801 год) (Извлечение)

Вот почему я просто не мог не послушать Кибкало в «Женитьбе Фигаро», не имел права.

В Центральной театральной кассе билетов, разумеется, не было. Я попытал счастья в кассах Большого театра.

С таким же успехом.

Потом-волнения: будут ли билеты? Билеты были, только на спектакль, который состоится через три недели.

Но и это считалось удачей…

В четыре позвонила Надя, справилась, не отменяется ли поход.

Надя работала рядом. Дом моделей. Моё первое (очень хотелось бы, чтобы и последнее) «случайное» знакомство.

Я намекнул, чю простое человеческое общение лучше телефонного. Она же твердила о своём: о кабеле, о СМУ…

Скромные звёздочки в петлицах.

Что ж, видимо, пора дать решительный бой…

В четверть шестого заглянула в мой кабинет Фаиночка.

Миниатюрное существо со вздёрнутым носиком и каштановыми кудряшками. Секретарша зампрокурора республики.

Игорь Андреевич, Иван Васильевич просил, чтобы вы зашли к нему в конце работы.

Мой телефон частенько занят. И если я нужен начальству, она не ленится подняться на два этажа.

А сейчас Иван Васильевич занят? - спросил я.

Его просто-напросто нет. В Совмине. Вы его все-таки дождитесь. Просил…

Уж эти просьбы, - сказал я. - Паче приказания.

О том, как растаскивали общенародное достояние по частным карманам, вместо того чтобы делать эффективную экономику. Воровать все же легче и выгоднее для себя лично, чем помогать реально реформировать экономику в интересах народа.

Ну, а как же на это реагировали правоохранительные органы? Они могли бы нивелировать негативную сторону экономических реформ и направить их по дороге экономического процветания. И это было бы нормально. Так, во всяком случае, проходили экономические реформы в Китае. Успешные, заметим, реформы.

Но это только в теории. Мы же не Китай! На самом деле наши правоохранительные органы, во-первых, никто не пускал к реальному влиянию на экономическое реформирование. А, во-вторых, если и пускали по второстепенным проблемам, то они сами оказывались неспособными положительно влиять из-за низкого профессионализма и высокой коррумпированности.

А последние проблемы (низкий профессионализм и высокая коррумпированность) нарастали как снежный ком, хотя иногда с этим и пытались бороться.

И это естественно, российская власть бездарно и бездумно перетряхивала правоохранительные органы, ставила во главе их неподготовленных людей. Это в лучшем случае. В худшем, - просто проходимцев. Новые начальники быстро начинали перетряхивать свое ведомство, вводить новую форму, безбожно награждать медалями, чинами и знаниями «нужных» людей, создавать при себе силовые подразделения. Между тем сами ведомства хирели и разлагались. Одни медленнее, другие быстрее.

Ну, да ладно. Хватит вообще, лучше конкретно и о себе. Но сначала все же снова о власти. После осени 1993 года, президент Ельцин, видимо, обидевшись на ведомство госбезопасности за нежелание вмешиваться в политические разборки с Верховным Советом РФ, ликвидировал следственные подразделения в этом ведомстве. В Красноярске все следователи ушли «на вольные хлеба». Прошло несколько месяцев и решение изменили (а о чем раньше-то думали?) на прямо противоположное - воссоздать следственные подразделения.

А надо сказать иметь собственные следственные подразделения - заветная мечта многих ведомств. С их помощью можно многое делать и на многое влиять (и в хорошем и в плохом смысле).

И вот следствие вернулось в ФСБ. Вернулось пока на бумаге. Следователей не было. У меня был уже опыт следственной работы в Таджикистане. В Красноярске же я был на оперативной работе. Мой прежний опыт вспомнили и назначили старшим следователем по особо важным делам.

Заниматься приходилось разными делами. Было среди них большое уголовное дело по организованной преступной группе (ОПГ), занимающейся преимущественно контрабандой. На этом деле я изучил на практике как делался первоначальный капитал молодыми волками от преступного бизнеса. Группа была в общем-то сравнительно небольшая.

А началось все с задержания нескольких ее членов. Их то мы сумели задержать, а вот руководитель, назовем его К., скрылся в Средней Азии, где на наши запросы никто не реагировал. Это только на бумаге было сотрудничество в правоохранительной сфере, в реалии столкнулся совсем с другим.

А без руководителя группы уголовное дело направлять в суд было бессмысленно.

Что делать? Решил схитрить. Знал, что К. не было смысла жить в Средней Азии, в Красноярске его ждали важные дела и семья. Значит нужно выманить его в наш город. Для этого освободил из-под ареста его соучастников и свернул до минимума проведение по делу следственных действий. Это стало вызывать сомнение начальства и ухмылки курирующих работников прокуратуры («проваливаете дело, чекисты»). Мне же нужно было довести до К. информация: опасность проходит.

Наконец, однажды ночью была получена информация: нужное лицо появилось у своей жены. Мы через тридцать минут уже бесшумно ворвались в квартиру. Но К. там не было. Я был в шоке, это провал. Конечно, он еще в Красноярске и его можно искать у связей. Но шанс найти был низким. Все мои расчеты пошли прахом, К. поймет, что его ищут и скроется от следствия.

Участников группы захвата я отпустил и вдвоем с коллегой мы остались оформлять результаты бессмысленного обыска. Писать мне не хотелось (переживал провал) и пятиминутная формальность затягивалась.

Вдруг через тридцать минут пришел разыскиваемый. Оказывается ему среди ночи захотелось выпить, и он просто пошел за водкой. Так тщательно разрабатываемая мною операция по выманиванию могла провалиться по нелепой случайности.

Работа следователя предполагает установление контактов с подследственными. Начались частые и долгие беседы, которые лишь частично являлись допросами.

А работать приходилось много. Я словно вспомнил время моей чекисткой молодости. Между прочим, у меня одного в определенный период оказалось столько же арестованных подследственных, сколько у всех остальных следователей вместе взятых. И это, при том, что я никогда не был сторонником сажать всех, кто проходил по уголовному делу.

Мало того, считал, что выгоднее не сажать обвиняемых. Это хлопотно работать с арестованным обвиняемым, нужно было самому ездить в следственный изолятор или этапировать его из следственного изолятора. Гораздо проще, когда можно позвонить обвиняемому домой и пригласить его на очередное следственное действие. Но далеко не всегда можно было рассчитывать, что обвиняемый не попытается скрыться или иным путем помешать проведению следствия. Так что без арестов вообще было нельзя обойтись.

Никогда не был жестким следователем. Очень хлопотно передавать официальным путем передачи арестованным, да и объем передач ограничен. Когда допрашивал К., приглашал его жену и после допроса разрешал им общаться в моем присутствии. Общение, как правило, дополнялось домашней пищей, которую приносила жена.

Когда жена не могла подъехать, я просто покупал в магазине фрукты (рацион в местах содержания был скромен), мы сидели, пили чай, ели фрукты и беседовали, беседовали. Так же было и с другими обвиняемыми.

Работа следователем позволяла изучить особенности российского предпринимательства того времени.

Однажды я спросил К. зачем нужно было делать поддельные печати, почему не действовали в рамках легального бизнеса, почему не выполняли условия договоров. К. ответил: конечно, можно было, но хлопотнее и не так выгодно. Это меня не удивило. Удивило, что далее сказал К.

А сказал он следующее: он действовал как многие другие, только ему просто не повезло, попался на глаза ФСБ. Все так делали, а не повезло только ему.

Позже понял, что К. был откровенен. То что он делал, делали многие, и делали безнаказанно. Им все сходило с рук. Системы профилактики, предотвращения и раннего пресечения преступлений не было. Были единичные случаи выявления и наказания, примером коего и было мое расследование этого уголовного дела.

Только один пример. В результате расследования уголовного дела была получена информация, что в Красноярской таможне просто не обращали внимания на явные признаки контрабанды с использованием поддельных таможенных документов. Не обращали внимания, хотя были должны и могли бы обратить. И так поступали по всей стране.

Г енеральная прокуратура, видимо, не чуждая новым политическим веяниям, по примеру коллег из МВД несколько почистила свои ряды. Высоких постов лишились прокурор Москвы Михаил Авдюков, два его заместителя и прокурор Московской области Эдуард Денисов. В прокурорской среде будут долго гадать: почему начали именно с них? Неужели для показательной порки не нашлось фигур более одиозных? Например, следователя по особо важным делам Салавата Каримова, который ведет так называемое дело «ЮКОСа», хотя всем, и прокурорам в том числе, понятно, что никакой судебной перспективы это расследование не имеет. Как не имели судебной перспективы другие нашумевшие дела, которыми занимался Каримов...

И звестность, причем весьма скандальную, следователю Салавату Каримову принесло дело «Медиа-Моста», когда был арестован Владимир Гусинский. Отсидев в Бутырках трое суток, он получил свободу только в обмен на согласие продать свой холдинг. Когда же, выйдя из камеры, Гусинский решил было взять свое слово обратно, Каримов попытался арестовать его снова, да только тот был уже далеко.
Тогда в тюрьму сел начальник финансового управления «Медиа-Моста» Антон Титов.
Заполучить Гусинского из Испании Салавату Каримову так и не удалось. Испанский суд отказался выдавать беглого медиамагната, усмотрев в его деле политическую подоплеку.
Очередную оплеуху следователю Каримову и всей Генпрокуратуре отвесил центральный офис Интерпола в Лондоне, откуда официально заявили, что впредь не будут задерживать Владимира Гусинского по требованию российских прокуроров, поскольку политикой Интерпол не занимается.
Формально из дела «Медиа-Моста» Каримов вышел победителем. Но победа оказалась настолько сомнительной, что для сохранения лица российских пинкертонов Черемушкинскому суду Москвы даже пришлось пойти на хитрость.
25 декабря 2002 года, в день оглашения приговора Антону Титову, судья сообщила журналистам, что вердикта сегодня не будет. А когда репортеры разошлись, огласила свое решение. Титова оправдали по обвинению в отмывании денег и осудили на три года за мошенничество, но тут же амнистировали и выпустили на свободу в зале суда.
Зачем два года держать человека в СИЗО, если он все равно подпадал под амнистию?
Для обычного следователя ответ на этот вопрос ясен: незачем. Но Салават Каримов - следователь не обычный. Перед ним ставят не юридические, а политические задачи. Видимо, для этого его и вытащили из Башкирии.
В 1997 году в Башкирии по подозрению в совершении двойного убийства был арестован директор самого крупного уфимского рынка Тагир Мухамедьянов. Об этом деле написали все газеты - арестант был личностью известной. Особую пикантность истории придавало то, что убийства были совершены им на почве ревности: и погибшие, и сам Мухамедьянов были одной, нетрадиционной, сексуальной ориентации.
Несмотря на то что арестант написал явку с повинной, некоторое влияние в городских властных структурах он сохранил. Поэтому, когда подследственный подал жалобу на милиционеров, обвинив их в выбивании из него признательных показаний, прокуратура отнеслась к этому весьма серьезно.
Проверку заявления поручили следственному отделу уфимской прокуратуры, который и возглавлял в то время Каримов. А дальше произошло следующее. Каримов выделил Мухамедьянову, который в тот момент находился в больнице, милицейскую охрану! В сопровождении этой охраны тот добрался до аэропорта и улетел в Турцию.
Усадить убийцу на скамью подсудимых удалось только после того, как его объявили в розыск. Бывший директор получил свои 17 лет, а Салавату Каримову на коллегии республиканской прокуратуры объявили строгий выговор с понижением в должности.
Однако Каримов оказался непотопляемым. Несмотря на решение коллегии, с должности его так и не убрали. А зря. Потому что очень скоро с ним снова произошла странная история.
Отдел Каримова расследовал громкое дело в отношении банды уфимского вора в законе Альберта Галимова по кличке Галим. Сам Галим уже находился под стражей: ему было предъявлено обвинение в убийстве. Однако до суда это дело не дошло. За день до истечения срока содержания Галима под стражей уголовное дело исчезло из сейфа прокуратуры. Причем ни двери, ни решетки, ни сам сейф взломаны не были. В итоге вор в законе оказался на свободе, а Салавату Каримову снова объявили выговор.
Тут-то про него и вспомнил его старый знакомый - начальник следственного управления Генпрокуратуры Владимир Лысейко. Выбора у Каримова не было. Либо увольняться с позором, либо принимать предложение о переводе в Москву.
После «Медиа-Моста» Салавату Каримову поручили дело министра путей сообщения Николая Аксененко. Того даже не пришлось арестовывать - он сам все отдал и ушел на почетную пенсию, особо не сопротивляясь. В вину Аксененко вменялось хищение в особо крупных размерах. Оказалось же на поверку, что он всего лишь увеличил фонд заработной платы, то есть воровать не воровал, но платил хорошие деньги своим сотрудникам.
Расследование тянется уже без малого два года. Очевидно, что до суда дело не дойдет. Да и зачем? Ведь основная политическая задача выполнена.
Затем Каримову дали не менее шумное дело руководителя «Сибура» Якова Голдовского. Следствие обвиняло его в выводе активов. Голдовского арестовали, потом выпустили под залог. Но за время его отсидки в «Сибуре» полностью сменилось руководство - что, видимо, и требовалось. А под конец расследования «Газпром» вообще отозвал свои претензии к Голдовскому...
Странно, конечно, что очищать свои ряды Генпрокуратура начала с руководителей столичной прокуратуры, которые, кстати, никогда не были замечены в «расследовании» политических дел. А впрочем, почему странно, если сама «чистка» имеет заметный политический оттенок? Хотя бы потому, что соответствует политическому моменту и установкам. Как и борьба с неугодными олигархами...

Просмотров